флакончик и поставила перед ним на стол. Только он его увидел, кровь замерла в жилах. Побледнел, остолбенел, уставился на бутылочку, не может до нее дотронуться, едва дышит. Руки задрожали, и теплые мурашки побежали по всему телу. Чего это он так растекся, спрашивает кто-то, очевидно, из тех, кто не знаком с тайным очарованием коллекционерской дрожи. Ничего, не перебивай, злятся посвященные в это удовольствие. И? Нет, правда, что это с ним такое приключилось, завопил первый, теперь уже из упрямства. Рассказчику не до ссоры, он старается ее не допустить. Сейчас расскажу, немного терпения. И вот так впился он взглядом во флакончик, а женщина уж немного расстроилась. Вдруг он обиделся. Возьмите, говорит, прошу вас, это лично для вас куплено, мне это не нужно. Как только он набрал немного воздуха, тут же предложил заплатить за бутылочку большие деньги. Об этом не может быть и речи, вы что! Если б вы только знали, как мало денег на это потрачено, стыдно даже сказать. Не беспокойтесь, она досталась мне даром. Мне будет очень приятно, если она сгодится вам в коллекцию. И ушла, довольная, что ее дар так прекрасно принят. Он же — изумлении и неверии. Спрашивает себя, не сон ли это.
Оказалось, друзья мои, что этот крошечный бутылёк стоит бог знает сколько. Во всем мире не найдется и двадцати таких, и у каждого свой номер. Если бы он покупал у тех, кто знает ему настоящую цену, не хватило бы и четверти всего его состояния, чтобы заплатить за ту замызганную стекляшку. Вот так, пожалуйста, за один доллар, а чтобы не было слишком дорого, вот вам и остальные фрагменты набора. С превеликим удовольствием. Теперь понятно, о чем я говорил в самом начале. Богатство — это то, что у тебя в голове, а не то, чем наполняешь бумажник. Тот несчастный человек, там, в Дулуте, понятия не имел, что он настоящий миллиардер. Не смог оценить, что имеет, вот оно ему пользы и не принесло. Опять же, честно говоря, и мы ничуть не лучше. Кому бы из нас пришло в голову рыскать по помойкам, искать флакончики для духов, если бы он нас не надоумил. Вот теперь, думаю, все мы видим, что для нас этот человек значит. Достаточно, чтобы один из нас мог оценить, чем стоит владеть.
Историю он завершил явно довольный, ведь во время рассказа его практически не перебивали, и все текло почти гладко. Ну, разве что та небольшая промашка, по поводу американского Севера и Юга, но это произошло из-за несносной болтовни, доносящейся из ресторана и не прекращавшейся ни на минуту. Словно мы говорили дуэтом, пожаловался он, завершая свой рассказ и указывая на тот столик. Рта не закрывал, пока я говорил, а сейчас молчит как рыба. На самом деле он все уже простил, так как чувствовал себя победителем. Тот факт, что сидевшие рядом слушали его молча, наполнял его чувством превосходства, несмотря на то, что взгляды сердитых любителей пива ничуть не подобрели, а количество бодрствующих пьяниц за время рассказа было совсем незначительным. Ничто так не озаряет лицо рассказчика, как молчание слушателей, и не важно, чем оно вызвано. Если бы наш рассказчик знал английский и мог следить за разговором в соседнем помещении, радости бы у него поубавилось. Возможно, в первую минуту ему и польстил бы тот факт, что кто-то переводит каждое его слово, однако удовольствие улетучилось бы после осознания того, что от вдохновенного монолога остались лишь жалкие клочки и обрывки, ибо несчастный переводчик спотыкался о его остроты, а, поспешая за поворотами его рассказа, терял дыхание и слова. Но у него и вовсе потемнело бы в глазах, доведись ему понять англичанина (вскоре мы узнаем, что зовут его Томас Рэндалл), который в конце довольно легкомысленно заметил, что рассказ — чистейшей воды выдумка. Во всем этом нет ни крупицы правды, сказал он. Одна лишь бессмыслица и глупости. Переводчик на это дернулся, как если бы его разбудили на час раньше, чем нужно, но промолчал. Дама, меж тем, укоризненно спросила, почему он так думает. Потому что рассказывают по памяти, не подкрепляя никакими конкретными данными, наивно, как невежды, вот почему, отрезал он. Во-первых, даже малому ребенку ясно, что о таких редких каталогизированных вещах во всем мире точно известно, где они находятся. Кроме того, хотел бы я посмотреть на того американца, который такую вещь продает на гаражной распродаже. Чем меньше городок, тем это более невероятно, — резко оборвал он ее замечание, — а дело было, согласно рассказу, в каком-то захолустном городке. Они тут по своим глухим провинциальным местечкам как раз и воображают, что их неграмотные бабки держали только драгоценности по сучковатым ларям и шкафам. Для них антиквариат — все то, что не куплено накануне в ближайшем супермаркете. Они старые пеленки носят экспертам на оценку, перед тем как выкинуть, что уж говорить о продаже чего-то подобного за доллар. Чушь! Молодой Дошен, их переводчик, проводник, а отчасти и гостеприимный хозяин, да и неофициальный советник в исследованиях, в тот момент был не в состоянии осуществлять посредничество, потому что все еще пребывал в лингвистических сомнениях. Недовольный своим переводом ничуть не меньше, чем рассказчик его бормотанием, он теперь глубоко погрузился в себя, пытаясь сообразить, как можно было перевести смешное слово «бутылёк», чтобы не говорить «маленькая бутылка», как он сказал чуть раньше. Голос дамы прервал его лингвистические раздумья. Том, окликнула она своего мужа, с тех пор как мы приехали в эту страну, ты обо всем, что слышишь, говоришь, что это неправда. Ты это осознаешь? Ошибаешься, я говорю только о таких причудливых и невероятных историях, которые… Которые, как ты, перебила она. Что как я? И ты причудливый, задирает она его, причудливый и невероятный, господин доктор. Он ничего не успел на это ответить, потому что, как только открыл рот, чтобы что-то вымолвить, она наклонилась и накрыла его губы долгим поцелуем. Когда он перевел дух, то сказал почти мрачно: после такого поцелуя нельзя садиться за руль. Это должно было прозвучать как своего рода острота. Что настолько высок в нем процент рислинга, молодой переводчик поспешил показать, что понял шутку, и чтобы немного разрядить атмосферу, неуклюже засмеялся. Насколько мне известно, молодой человек, ты не за рулем, сказала дама, выгнула к нему шею и закрыла его улыбку губами, прежде чем он успел отдернуть голову. Супруг небрежно махнул официанту — принести счет. Затем жена выцедила остатки вина
