уедет с нами.
Павел смотрел вслед белоснежному «Фольксвагену», и ненависть к женщине разгоралась в нем в новой силой. «Я не только отберу у тебя Злату, я заставлю тебя страдать», – мысленно пообещал он.
Глава 4
О том, что отключил телефон в зале суда, Павел вспомнил, подъезжая к поселку. И торопливо прижался к обочине: Рита наверняка сходит с ума от неизвестности, пытаясь ему дозвониться. Просмотрев входящие звонки, ужаснулся: так и есть, десяток непринятых вызовов с ее номера! Он позвонил сам, но теперь не ответила Рита. Решив, что она все еще ждет его в квартире, Павел вновь вырулил на трассу.
Эта «двушка» в трехэтажном доме в поселке Березняки рядом с воинской частью, где служил его дед, а потом и отец, пустовала много лет. Нора наотрез отказывалась «хоронить себя в деревенской глуши», хотя от поселка до города было всего лишь десять километров. Мать Павла ездила на работу в адвокатскую контору на рейсовом автобусе каждый день и часто говорила, что в густонаселенном городе выжить может только человек с богатырским здоровьем. Поселок, построенный в березовой роще для семей офицеров, она считала раем, доступным только избранным. В шутку признаваясь, что вышла замуж за Корсакова только ради того, чтобы жить в этом богом обласканном месте, мать Павла легко уживалась со свекром в тесной квартирке, никак не предназначенной для двух семей. Поскольку в домашние дела она не лезла, отец и дед Павла хозяйством управляли слаженно и без напряга: до женитьбы отца они жили вдвоем, без женщин. Так же слаженно они растили и его самого вплоть до смерти деда. Павел не мог бы с уверенностью утверждать, что любил старика – скорее боялся: дед Игорь муштровал его, как своих солдат на плацу. Отец был мягче к сыну, наверняка потому, что хорошо помнил и свое неласковое детство.
Дед умер неожиданно для всех, не болел ничем серьезным, просто не проснулся утром. На удивление Павел испытал такую боль утраты, будто у него отрезали по-живому кусок плоти где-то в области сердца. Рана ныла долго, он понять не мог: почему так? Он не помнил, чтобы дед хотя бы раз обнял его, приласкал или просто поговорил по душам. И, если бы не один случай, Павел так и считал бы его кем-то вроде человека-робота, запрограммированного раздавать приказы и наказывать за их неисполнение. Но однажды он стал свидетелем того, как дед плакал, глядя на фото какой-то женщины. Ему хватило ума не обнаружить себя, он тихо прикрыл дверь в комнату и удалился. Позже Павел догадался, что это была фотография его жены, неведомо куда пропавшей прямо из роддома. Оставив там младенца и записку, в которой просила назвать мальчика Алексеем, женщина сбежала. Павел ничего не рассказал отцу про деда и только через какое-то время решился задать вопрос: что тот знает о своей матери? Отец в ответ развел руками: мол, ничего. «А ты на кого похож? На нее или на деда Игоря?» – зашел он осторожно с другой стороны. «Откуда мне знать, Паша? Я ни разу не видел даже ее фото. В моем свидетельстве о рождении матерью записана Мария Ивановна Корсакова. Это все, что мне известно. И, предваряя твои дальнейшие вопросы, скажу: нет, я не пытался найти эту женщину и не планирую искать. Не вижу смысла». Павел для себя тогда уяснил только одно: дед Игорь любил свою Марию, которая так жестоко обошлась с ним и их общим сыном. Но не простил…
* * *
После вчерашнего визита нежданного гостя, который назвался Яковом, Павел залез на чердак дома, куда закинул коробки со старьем, оставшимся от деда, когда готовил спальню для Златы. Хлама было много, но выкинуть все разом рука не поднялась. В первой же коробке его ждал сюрприз – фотография родной бабки. Он подумал, что пройти мимо такой женщины любому мужику было бы сложно, до того красива та была. Там же лежали две ученические тетрадки. Он открыл одну и понял, что это – дневник какой-то женщины. «Я вышла замуж за… и девочку полюбила, как свою…». Павел даже рассмеялся, увидев фамилию, которую вчера назвал неожиданный гость. Он прочел обе тетрадки от начала до конца. И некоторое время сидел на перевернутом ящике, совершенно ошеломленный, но зато на сто процентов уверенный, что Яков не слукавил ни в чем. А это означало одно: он, Павел Корсаков, совсем скоро станет богат. Возможно, очень богат.
Он положил фото и тетради обратно в коробку. Жаль, времени еще покопаться в архивах деда не было…
Павел припарковался на своем обычном месте. На лавке перед подъездом сидела пожилая соседка с первого этажа.
– Твоя подруга уехала, Паша, часа через два после тебя. Расстроенная, – доложила она ему. – Кольцо у нее на пальце, Пашенька, думаешь, не заметила я? И машина дорогая. Замужем она? Нехорошо…
– Рита замужем, тетя Рая, но это – пока, – произнес он, присаживаясь рядом.
– Любишь ее? Впрочем, не мое дело… А как суд? Злату Норе оставили, так? Я и не сомневалась даже, – вздохнула она. – Не кори себя, сделал, что мог. Вот был бы женат! Ладно, чего уж… Ты, Паша, теперь следи, чтобы мать ее не увезла куда-нибудь далеко. Тогда будет шанс вернуть малышку. Или наиграется, сама отдаст.
– В том-то и беда, что Нора собирается увезти Злату за границу. Уже и папу нового ей подыскала. А что я могу сделать?
– Как это – что?! Разрешение на выезд не подписывай! Борись за дочь! Знаю я, что за птица Нора, матушка твоя жаловалась, что не разобралась сразу, одобрила брак. Сама Анна не бог весть какая хозяйка, но женой твоему отцу была верной до самой его смерти. И тебя любила. Ну, выбрала карьеру, так не зря: адвокат она высокой пробы. Если б жила здесь, а не на Байкале, не видать бы Норе дочь, не отдала бы внучку ей. Поверь, что-то нечисто с судом, не зря здесь этот мужик кружил, вынюхивал.
– Какой мужик, тетя Рая? Когда? – насторожился Павел.
– Вчера вечером приходил… Забыла тебе сказать, голова садовая! Тебя еще не было, ты поздно приехал, я уже ложилась… То, что это был адвокат Норы, только сейчас сообразила. А сначала-то подумала: твой это адвокат!
– Как он выглядел?
– Молодой, твой ровесник или чуть старше. Высокий такой, знаешь, плечистый, правда, лицо немного женственное. Может, все же знакомый твой?
«Нет, адвокату Норы все пятьдесят. И толстый он. И не Яков,
