ибо каждый человек представляет собою личность, т. е. нечто мыслящее, чувствующее и способное оказывать сознательное сопротивление всему, чуждому его внутреннему миру. Соединение людей для какой бы то ни было общей работы, общего творчества предполагает на первом плане некоторое духовное соглашение: люди должны свидеться, собраться, столковаться, прийти к определенному соглашению, так сказать, сорганизовать свои индивидуальные психики и соединить, слить свои индивидуальные действия. Есть ли такая возможность в современной обществе? Имеет ли человек полную возможность передавать свои мысли и чувства другим людям? Имеет ли человек возможность свободно комбинировать свои и чужие силы для общей цели? На все эти вопросы анархизм дает выразительный ответ: нет и нет! Общение с другими людьми так же мало свободно, как и общение человека с вещами. Между человеком и человеком вырос такой же высокий барьер как собственность, который отличается от нее только названием: он называется Властью. Собственность—Власть только родные сестры, вскормленные одною и той же матерью — рабством.
В далекую от нас эпоху рабства работник так мало производит, что его господин, чтобы извлечь все возможное из него, должен превратить всю жизнь его по возможности в рабочее время, регламентировать все мелочи домашнего обихода работника. Орудия в то время так просты, что получи раб одно право свободного передвижения, рабовладельцы совершенно потеряли бы все свои привилегии, рабы почти все поголовно ушли бы от своих господ и, при обилии свободных земель, когда земледелие было почти исключи-тельным источником жизни, устроились бы на совершенно свободных началах. При таких условиях эксплуататоры рассматривают всякое действие работника, как свою неотчуждаемую собственность. Каждая капля энергии раба есть известная производительная сила, которую „экономный“ хозяин должен использовать. В глазах класса господ нет принципиального отличия между вещью и действиями, т. е. личностью раба, так как сам раб рассматривается как вещь. В эпоху рабства, стало быть, идея и институт собственности включают в себя, покрывают собою идею и институты власти — собственность и государство совпадают.
Иное положение создалось в наше время. Земля давно захвачена частными лицами. Орудия производства очень сложны и не могут быть воспроизведены любым работником, так как их производство требует крайне сложной кооперации и громадного запаса технических знаний. И орудия, и сырье, и знания находятся в обладании только определенных частных лиц. Нет никакой надобности держать работника в оковах и гнать плетью на работу: его гонит туда сама необходимость. Без земли, сырья, орудий или знаний невозможно современное производство. А раз эти необходимые элементы производства находятся в руках членов господствующего класса, для работника немыслимо самостоятельное производство, и он сам вынужден искать себе хозяина — эксплуататора. Понятно, что капиталист может с полный спокойствием дать пролетарию „свободу“. Иными словами, буржуазия может без страха провести грань между продуктами работника и его действиями.
VI
Иллюзия „политической свободы“.
Значит ли это, что действительно все действия работника свободны от всякого внешнего вмешательства? Значит ли это, что в современной обществе действительно уничтожен всякий барьер между одним и другим человеком. Буржуазная наука, буржуазное право, понятно, дает нам положительный ответ. Но на деле навряд ли возможна более вопиющая неправда. Современный „свободный“ гражданки в сущности говоря, является таким же рабом, как и древний раб. Свобода, которую якобы буржуазный закон гарантирует „действиям гражданина“, является самой печальной иллюзией. В данном случае в политической области повторяется то же явление, которое нетрудно заметить в области экономической.
Разве для кого нибудь тайна, что система наемного труда является только иной формой той же экономической зависимости, которая в древнее время называлась рабством? В основе и рабства, и крепостничества, и наемного труда лежит один и тот же факт: рабочее время делится на две части, из которых одна фактически служит для удовлетворения потребностей самого работника, а другая создает доход хозяина. Рабство, крепостничество и наемный труд только различные формы выражения этого основного факта. Но почему же в рабстве или даже крепостничестве черта насилия и эксплуатации так очевидна, а в наемной труде она так скрыта, что многим ученым людям ее приходится даже „доказывать”? Тайна этой загадки, очевидно, заключается в том, что в современной обществе прибавочное рабочее время отнимается у работника не в такой прямой, конкретной, реальной форме. Работник получает свою долю не своими же продуктами, а в замаскированной форме денег. Это обстоятельство мешает признанию того факта, что в виде рабочей платы работник получает только ничтожную долю созданной им ценности. С другой стороны, как мы уже видели, он формально не связан со своим хозяином, формально наемный труд основан на свободной соглашении сторон. Мы знаем теперь прекрасно, что эта экономическая „свобода”, эти „свободные” соглашения между имущим капиталистом и бездомный пролетарием являются самой горькой, самой обидной иллюзией. Мы знаем, что в настоящее время работник отдает хозяину гораздо большую долю ценности, чем в древнем мире и в средние века. От нас также мало скрыто, что при формальной, фиктивной свободе за спиной работника неумолимые законы общественного строя куют ему те же кандалы, что и воля рабовладельца или помещика. Вся разница только в том, что экономическая зависимость в современной мире приняла более абстрактную менее личную форму. Рабочий не является уже рабом одного определенного хозяина, но он вечный раб всего класса хозяев, всех имущих. В современной обществе, как и во всех прошлых, он отделен навсегда от своих продуктов той невидимой стеной, которая называется собственностью.
Этот же самый факт только повторяется в области политических отношений. Работник не замечает своего политического рабства по той же причине: только потому, что современное политическое рабство пролетария приняло также более отвлеченную, почти безличную форму. Его хозяин не имеет ныне власти над личностью работника вне рамок фабричного договора. Но значит ли это, что действия работника, его личность являются его личной неотчуждаемой собственностью? Значит ли это, что власть, которую потерял хозяин перешла к самому работнику? Вдумчивый пролетарий, вникнув в характер современного политического строя, начинает понимать всю горечь этой иллюзии. Власть над действиями работника, другими словами — собственность на его личность — только переместилась: из рук определенной, конкретной личности — хозяина, она перешла к представителю всего класса хозяев, к Государству. Вместо того, чтобы каждый хозяин бессмысленно тратил свою энергию на бесполезный надзор над личной деятельностью его рабочих, эта забота перешла к коллективному органу. Государственная власть и имеет трудную задачу возможно лучше регулировать пользование личностью работника — этой общеклассовой собственностью капиталистов. Вся политическая организация государства представляет только прекрасно задуманный орган классового господства.
В области
