class="empty-line"/>
Вот и в этот раз Сеня, видимо, чего-то начудил.
– Немедленно верни на место то, что взял! – потребовала Полина.
– Ну нет, второй раз я туда не полезу! И вообще это я для вас старался! Вы же сами говорили, что мотивы с рыбами пробуждают у вас нежность и ностальгию.
– Нормальная такая логика! А если бы я сказала, что жить не могу без Пушкина, ты бы его бюст в кабинете литературы полез отколупывать?
– Полез бы! Что мне, Пушкина для вас жалко?
– Ох, Панфёров!
– Это подарок! На стену повесите! Смотрите, как красиво!
– Ну конечно, красиво, Панфёров, это же моя композиция! Это я писала! Давай сюда, я сама всё сделаю!
– Не-ет! Тогда я точно не верну. Оставлю себе на память.
– Сеня!
– Я восхищён вашим талантом, Полина!
– Наильевна! – рявкнула Полина, потеряв, наконец, терпение. – Я тебе в матери гожусь, Панфёров!
– Да? – Сеня хохотнул. – И сколько же вам было, когда вы меня родили? Пятнадцать? Тринадцать?
– Хам! Пошёл вон, видеть тебя не могу!
– Как скажете, Полина… Наильевна. А рыбок я всё-таки с собой заберу.
Раздался характерный звяк – тарелки с таким звяком бьются о твёрдое.
Я догадался про рыбок. О том, что это за рыбки такие, о которых они твердили. Декоративная тарелка – оказывается, Полининых рук дело. Я её вспомнил. Зелёный фон, три золотых рыбки, ещё водоросли и пузырьки какие-то. Красиво, в общем. И висела эта тарелочка… В приёмной у Инки, между прочим, висела!
Я моргнул. Моя фотографическая память подтвердила: да, именно там. Именно пустота вместо украшения делала стену неправильной и смущала завуча Веру Васильевну.
Я завозился в шкафу. Во-первых, устал стоять неподвижно, во-вторых, срочно понадобилось к Инке.
Шорох услышали.
– Чего это? – спросил Сеня.
– Ничего. Иди.
Полина вытолкала его за дверь. Секунду спустя мелькнула тень, и дверцы шкафа распахнулись.
– Быстро вы, – заметил я, покосившись на её маленькие туфли без каблуков. – И бесшумно, главное.
– Тима? Ты что здесь делаешь?
– Трамвай жду. Непонятно разве?
– Понятно. Выходи, раз так. Твоя остановка.
Ну, я вышел.
– Всё слышал?
Я пожал плечами. Ясно же, что всё слышал, весь разговор.
– Ты не выдавай этого дурака, – попросила она. – Я сама с ним разберусь.
– Полина Наильевна! – со значением начал я.
– Всё, не продолжай! – Полина замахала руками. – Можно было не просить, ты и так не скажешь.
Она вздохнула и присела на краешек парты.
– У тебя как дела, Тимофей? Есть проблемы?
– Ни одной, которую можно было бы решить прямо сейчас.
– А которые можно решить прямо потом?
Полина смотрела на меня долгим и серьёзным взглядом. Ждала ответа. А я ждал, когда ей надоест ждать.
И тут вошла Леська. Шлёпнула на пол мокрые тряпки. Посмотрела недовольным взглядом на меня и Полину. Принялась оттирать доску, по обыкновению, громко сопя.
– Ну ладно, я пойду, – Полина поднялась с места. – До свидания, ребята.
– До свидания, – сказал я.
Леська промолчала.
Полина
Вот оно. С этого начались наши отношения с Фёдором. Он ухаживал за мной полгода. Упорно так. Всё перепробовал, всё! Охапки цветов домой и на работу, кольца-колье-браслеты разной стоимости, белый лимузин к подъезду моей съёмной квартиры, красный лимузин к любимой кафешке, где я коротаю время, оставшееся от обеденного перерыва. Бассейн, ресторан, аквапарк, билеты в казино, в театр, на выставку…
Я ничем не воспользовалась и ничего не приняла. Фёдор мне решительно не нравился.
Он меня страшно утомил, и в тот вечер я встретилась с ним только для того, чтобы сказать самое решительное «нет»!
Он довольно спокойно это принял. Подумал, кивнул. Потом сказал:
– Потрать на меня один вечер. Только вечер, и всё. Потом я отвезу тебя домой и больше о себе не напомню.
Я согласилась.
После всех фантазий и ухищрений Фёдора этот вечер мог показаться самым обыкновенным. Лёгкий ужин на балконе маленького уютного ресторанчика – вот и всё. Но это оказалось именно то, что нужно для первого и последнего свидания.
Фёдор был деликатен и предупредителен, а в глазах светилось прощание.
Сажая меня в машину, он поцеловал мою руку и улыбнулся. Потом сел рядом и дал знак водителю, чтоб ехал.
За окном мелькали фонари, мы часто останавливались на светофорах, и меня начало укачивать.
И тут у Фёдора зазвонил телефон.
– Ну вот, стоило включить… – Фёдор виновато улыбнулся. – Прости, ангел мой, я отвечу.
Я мысленно вздрогнула от «ангела». Фёдор знал, что я не выношу весь этот фонетический зверинец: зая, киса и прочее. И вот – «ангел мой», надо же! «Откуда эта тихая нежность?» Просто Роза и Принц Экзюпери. Перевод Норы Галь.
Фёдор отвернулся к окну и тревожно забубнил в трубку. А когда закончил бубнить, сказал:
– Прости, Полина, нам придётся кое-куда заехать. Это срочно.
– Что значит срочно? – возмутилась я. – Я хочу домой! Отвези меня или высади прямо здесь, я сама доеду!
– Нет, одну я тебя не оставлю!
Мы резко развернулись на первом перекрёстке и поехали в обратном направлении. Фёдор всё время подгонял водителя, хотя тот ехал достаточно быстро.
Пошёл какой-то незнакомый район. Фонари здесь горели через один, дорога стала значительно хуже. Водитель несколько раз уточнял маршрут. Наконец мы остановились.
Фёдор помог мне выйти и стремительно зашагал в сторону низенького дома, небрежно обложенного кирпичом.
Несмотря на поздний час, во всех окнах горел свет. Дверь нам открыла высокая худая женщина. Немолодая, усталая. Глаза у неё были красные.
– Поздно. Увезли. Слушать ничего не захотели, – произнесла она.
Голос у неё дрогнул, но она как-то сдержалась, не заплакала.
Я посмотрела на Фёдора. Он сразу стал каким-то сумрачно-деловитым. Они с хозяйкой прошли на кухню, до меня донеслись приглушенные звуки беседы.
Я так и осталась в прихожей. Сесть было некуда, а стоять на каблуках уже невыносимо. Я
