скинула туфли.
Из-за двери я не могла расслышать, что они там обсуждают. Фёдор говорил мало, ровным голосом. Женщина частила, голос её становился всё громче.
– Я чувствовала, что добром не кончится! – разобрала я.
На этот раз женщина не выдержала, разрыдалась. Словно в ответ на её рыдания из комнаты на другой стороне коридора послышался детский плач. Сначала подал голос один ребёнок, за ним захныкал другой.
– Тим! – закричала женщина, приоткрыв дверь. – Тимофей!
Из комнаты вышел светловолосый мальчик лет двенадцати. Вид у него был встрёпанный , на щеке отпечатался рубец – видимо, заснул в одежде и прямо там, где сморил сон.
– Сколько можно звать! Почему они плачут?
– Есть хотят, – ответил мальчик.
– Так покорми! Сделай что-нибудь, чтобы они заткнулись!
Парнишка прошёл мимо, мельком и без удивления взглянув на меня. Я отметила, какие у него длинные и густые ресницы. Девочкам на зависть.
Плач не прекращался. Женщина метнулась в спальню, прервав разговор с Фёдором. Из спальни раздались звуки шлепков, гневные крики, рыдания.
Мальчик Тимофей поспешил обратно с двумя кружками молока в руках.
Дети затихли. Но секунду спустя кто-то из них поперхнулся, и рёв раздался снова, громче прежнего.
– Перегрел молоко, дубина! – заорала мать. – Ты можешь хоть что-нибудь сделать нормально?
Тимофей как-то огрызнулся в ответ, за что тут же заработал оплеуху.
– Я убегаю, папашу вашего спасать. Спать всех укладывай! – приказала мать.
– Я их целый день укладываю, – возразил Тимофей.
– Пожалуйся давай! – бросила мать уже на ходу.
Фёдор в это время в кухне с кем-то разговаривал по телефону. Потом вышел из-за двери, кивнул хозяйке, и они ушли.
Я осталась в одиночестве, в этом странном доме, босая и растерянная.
Светловолосый Тимофей снова прошёл на кухню, нёс пустые бокалы.
Я осторожно двинулась по коридору.
– Туалет направо, – подал голос Тимофей.
– Спасибо, – отозвалась я.
Туалет мне и в самом деле не помешал бы. Но чуть позже.
Я открыла дверь в спальню. В комнате царил беспорядок, но такой, как бывает в домах, где есть дети: игрушки на полу, раскрытые дверцы шкафа, скомканный на краю кресла плед. В целом же было чисто и уютно.
На первом этаже большой двухъярусной кровати сидели два мальчика. Близнецы. Лет примерно двух. Смотрели на меня серьёзно и внимательно.
Я улыбнулась:
– Привет!
Осторожно присела на краешек кровати.
Близнецы насторожились. Но вроде молчали.
– Брата ждёте? Сейчас придёт, – продолжала я. – И мама придёт.
За окном проехала машина. Проехала тяжело, громыхая и перекатываясь. Свет мелькнул по потолку. Стёкла немелодично задребезжали.
Один из близнецов прерывисто вздохнул.
Я уселась поудобнее, потихоньку притянула его к себе.
– Сказку хотите?
Они молчали. Но я и не ждала ответа от двухлетних малышей. Не плачут – уже хорошо.
– Жил-был светлячок Самсон, – начала я.
К середине сказки второй карапуз тоже уже сидел, привалившись к моему плечу.
На пороге спальни появился Тимофей.
– А светлячок маленький, да удаленький, – собирала я всё, что лезло в голову. – Надел крошечные доспехи, чтобы не увидели в темноте его светящееся тельце, и полетел сражаться с железным драконом…
Старший брат не уходил. Я махнула ему рукой:
– Иди, отдыхай! Мы сами справимся.
Тут он взмахнул своими огромными ресницами и как-то странно на меня посмотрел. Вроде бы сердито. Остался недоволен тем, что я заняла его место? Обиделся, что не позвала посидеть рядом? Но я всего лишь хотела помочь. Я же видела, что он утомлён, нуждается в отдыхе, что он тоже ещё ребёнок, в конце концов.
Чуть позже, когда я пришла работать в школу, я не сразу его признала. Худенький светловолосый подросток, он сидел за последней партой, постоянно уткнувшись в мобильник. Только когда я попыталась его растормошить, и он полыхнул этим своим взглядом, я вспомнила!
Тревожный вечер, когда увидела этого мальчика в первый раз. Плачущих близнецов. Расстроенную многодетную мать. Своего Фёдора, умчавшегося выручать какого-то постороннего, незнакомого мне человека.
Удивительные у него глаза. Какого-то медового цвета.
Близнецы так и уснули, прижавшись ко мне. И я вместе с ними.
Разбудил меня Фёдор. Тихонько растормошил и повёл к выходу.
В доме царила тишина. Только на кухне тихонько переговаривались шёпотом. Всё семейство, как я поняла, было в сборе.
Мы сели в машину. Фёдор тяжело вздохнул и провёл рукой по лицу.
– Прости, Поль. Не мог я их оставить, ты же видишь. Четверо детей.
– Четверо?
– Девочка ещё, кроме тех, что ты видела. Папаша просто кретин слабоумный. Там такая история…
– Не продолжай!
Меня, в общем, не интересовало, что там за сложности с папашей. Жаль было детей.
Мы ехали по спокойной дороге. Уже рассвело, лёгкий туман рассеивался в воздухе. Я протянула руку и коснулась Фединой ладони. Она была сухой и горячей.
Леся
– Подожди меня! – сказал Тим, когда мы вышли из класса.
Я видела, куда он побежал. И мне это не понравилось. Инночка после её предательства конченый человек. Лично я больше в её приёмную ни ногой!
Я пинала ногами бордюр, когда он вышел. Весёлый такой.
– Курить есть?
– Кончились, – угрюмо буркнула я.
– Жаль. Ладно, потерплю.
Я хмыкнула. Тим попробовал первую сигарету всего месяц назад. А уже строит из себя опытного курильщика.
– Ты чего такая? – заметил Тим.
– Какая?
– Напряжённая.
– Не обращай внимания. Пройдет.
– Давно хотел спросить: а за что ты Полину не любишь?
– А чего она!
– Очень убедительно!
Сарказм Тима совершенно справедлив. Я не могла объяснить, почему мне не нравится наша классная. То, что она выглядит не как препод, а как неформал, — это ведь не аргумент. А то, что она мыслит себя знатоком детских душ и постоянно лезет не в своё дело… Для других это выглядит как проявление участия.
– А ямочки на щеках, между прочим, признак вырождения, – заметила
