– Правильно. – Ярцев был очень доволен. – Я с удовольствиемпрослушал ваш ответ. Вы правильно мыслите, делаете из пройденного материалаверные выводы. Я ставлю вам «отлично» и буду просить командира батальонаобъявить вам благодарность с занесением в личное дело.
– Служу трудовому народу, – тихо сказал Балашов.
– Садитесь, товарищ Балашов. – И своими узкимипроницательными глазами старший политрук осмотрел сидевших перед ним бойцов. –Кто хочет дальше развить мысль предыдущего оратора?
Чонкин дернул рукой. Ярцев заметил.
– Товарищ Чонкин, как прикажете истолковать вашвыразительный жест? Может быть, вы опять боретесь с жуком?
Чонкин встал.
– Вопрос, товарищ старший политрук.
– Пожалуйста. – Политрук расплылся в широкой улыбке, всемсвоим видом показывая, что, конечно, Чонкин может задать только очень простойвопрос и, может быть, даже глупый, но он, Ярцев, обязан снижаться до уровнякаждого бойца и разъяснить непонятное. И он ошибся. Вопрос, может быть, былглупый, но не такой простой.
– А правда, – спросил Чонкин, – что у товарища Сталина былодве жены?
Ярцев вскочил на ноги с такой поспешностью, как будто ему водно место воткнули шило.
– Что?! – закричал он, трясясь от ярости и испуга. – Вы чтоговорите? Вы меня в это дело не впутывайте. – Он тут же спохватился, что сказалчто-то не то, и остановился.
Чонкин растерянно хлопал глазами. Он никак не мог понять,чем вызвана такая ярость старшего политрука. Он пытался объяснить своеповедение.
– Я, товарищ старший политрук, ничего, – сказал он. – Ятолько хотел спросить… Мне говорили, что у товарища Сталина…
– Кто вам говорил? – закричал Ярцев не своим голосом. – Кто,я вас спрашиваю? С чужого голоса поете, Чонкин!
Чонкин беспомощно оглянулся на Самушкина, тот спокойноперелистывал «Краткий курс истории ВКП(б)», словно все происходившее не имело кнему абсолютно никакого отношения. Чонкин понял, что, если сослаться наСамушкина, тот откажется не моргнув глазом. И хотя Чонкин никак не мог взять втолк, чем именно вызван такой невероятный гнев старшего политрука, ему былоясно, что Самушкин его опять подвел, может быть, даже больше, чем в тот раз,когда устроил «велосипед».
А старший политрук, начав кричать, никак не могостановиться, он крестил Чонкина почем зря, говоря, что вот, мол, к чемуприводит политическая незрелость и потеря бдительности, что такие, как Чонкин,очень ценная находка для наших врагов, которые только и ищут малейшую щель,куда, не гнушаясь никакими средствами, можно пролезть со своими происками, чтотакие, как Чонкин, позорят не только свое подразделение и свою часть, но и всюКрасную Армию в целом.
Трудно сказать, чем кончился бы монолог Ярцева, если бы егоне прервал дневальный Алимов. Видно, Алимов бежал от самого городка, потому чтодолго не мог перевести дух и, приложив руку к пилотке, тяжело дышал, молчаглядя на Ярцева. Его появление сбило Ярцева с мысли, и он спросил раздраженно:
– Что вам?
– Товарищ старший политрук, разрешите обратиться. – Алимовкое-как отдышался.
– Обращайтесь, – устало сказал Ярцев, опускаясь на пень.
– Рядового Чонкина по приказанию командира батальонавызывают в казарму.
Этому обстоятельству были рады и Чонкин и Ярцев. Отвязываялошадь, Чонкин ругал себя, что черт дернул его за язык, может быть, первый разза всю службу задал вопрос, и на тебе – такая неприятность. И он твердо решил,что теперь никогда в жизни не будет задавать никаких вопросов, а то еще влипнешьв такую историю, что не выпутаешься.
Глава 5
Старшина Песков сидел у себя в каптерке и суровой ниткойрезал мыло, готовясь к предстоящему его роте банному дню. В это время егопозвали к телефону, и комбат Пахомов приказал немедленно разыскать Чонкина,выдать ему оружие, продпаек на неделю и подготовить к длительному несениюкараульной службы.
Какой именно службы и почему длительной, старшина не понял,но сказал: «Есть!» – потому что привык выполнять приказания беспрекословно,согласно уставу. Каптенармуса Трофимовича, который помогал ему резать мыло, онпослал на продсклад, а дневального Алимова отправил разыскивать Чонкина. Послеэтого нарезал остальное мыло, вытер руки о полотенце и сел писать письмо своейневесте, которая жила в городе Котласе.
После срочной службы старшина прослужил еще два года, теперьхотел опять продлить срок, но невеста этого не одобряла. Она считала, чтоженатому человеку лучше работать где-нибудь на заводе, чем служить в армии.Старшина Песков с этим был не согласен, он писал: «А еще, Люба, вы пишете, чтогражданская жизнь лучше, чем военная, вы, Люба, имеете об этом неправильноепонятие, потому что для каждого воина Красной Армии есть главное: переноситьвсе тяготы и лишения воинской службы. А также воспитание подчиненных. Вы знаете,что наша страна со всех четырех сторон находится в капиталистическом окружениии враги только и метят на то, чтобы задушить Советскую страну, а наших жен идетей угнать в рабство. Поэтому в Красную Армию ежегодно призываются на военнуюслужбу молодые воины, дети рабочих и трудового крестьянства. И мы, закаленныевоины, должны передавать им свой боевой опыт и воинское мастерство в делевоспитания молодого поколения. Но вопрос этот очень серьезный, к людям надопроявлять ежедневную строгость, потому что ты с ними будешь по-хорошему, а оник тебе обернутся свиньей. Возьмем, к примеру, простую семью. Если не будешьвоспитывать ребенка в строгости, с ремешком, то он вырастет жулик или хулиган,а дети, Люба, цель нашей жизни. А если не иметь цели, то можно повеситься илизастрелиться (вот вам пример: Маяковский, Есенин)».
Старшина поставил точку, обмакнул перо в чернила и сталобдумывать следующую фразу. Он хотел как-то связать воедино вопросы семьи ибрака и обороноспособности государства, но как именно сделать это, еще не знал,и тут его сбили с толку – кто-то постучался в дверь.
– Войдите, – разрешил старшина.
Вошел Чонкин. Он был так огорчен своей оплошностью наполитзанятиях, что даже забыл, что нужно о своем прибытии доложитьпо-уставному, и спросил просто:
– Звали, товарищ старшина?
– Не звал, а приказал явиться, – поправил старшина. –Выйдите и доложите как положено.
Чонкин повернулся к дверям.
– Отставить! – сказал старшина. – Как нужно поворачиватьсякругом?
