Проход.
До этого, плавая там-сям — на пляже Рейда или у Обрыва, тоже популярных местечек наших берегов, или вдоль берега Прохода, — он уже мог проплывать расстояния намного больше его ширины. Но это что. Плавать вдоль берега и переплывать Проход — это всё равно, что в былые времена мореплавателю, неспешно ходившему на своём корабле вдоль берегов Европы, рискнуть потом одним рывком добраться до Америки.
«Всё! — прикусив губу и решительно поблёскивая глазами, решает про себя очередник на традиционный аральский подвиг в один прекрасный день. — Пора! На тебя вот-вот начнут посматривать косо. Сегодня во что бы то ни стало надо переплыть Проход».
Запастись свидетелями подвига, оглядеться, посмотреть, не подходит ли к Проходу какое-нибудь судно, чтобы не оказаться на его пути, и — вперёд.
Сначала всё знакомо, сюда он уже не раз доплывал. Но вот где-то там, за какой-то чертой, для каждого своей, начнётся то тревожное, непознанное, что и придётся преодолеть, раз пришло твоё время. Там, за этой чертой, — неизвестность. И главная составляющая этой неизвестности — глубина. Кто её знает — настоящую глубину Прохода.
Казалось бы, ну какая для тебя разница — два метра, двести или два километра под тобой, если для гарантированного утопления и двух метров вполне хватит? Ан, нет — разница огромна! Каждый следующий метр глубины, реальный или только воображаемый, делает неизвестность всё более мрачной. Что там — внизу? Все ли обитатели Аральского моря уже выявлены, и самые невезучие их представители своим чередом солятся, вялятся и коптятся в рыбкомбинате? Что, если все эти столетия рыбодобычи мимо сетей ускользали или рвали их в клочья самые огромные, самые свирепые, самые зубастые морские твари? Ускользали — и уходили в глубочайшие провалы дна. Если где-то на середине Прохода перед тобой вдруг взбугрится что-то над поверхностью воды — только ли спинкой солитёрного подлещика это может быть?
…Вот, началось — сюда он ещё ни разу не заплывал. Под ним — глубина! Да что там глубина — бездна! Опустить лицо в воду и, открыв глаза, посмотреть вниз? А если там что-то тёмное, величиной с корову, шевельнётся? Да пусть хоть и не с корову, а хотя бы величиной с тех сомов-исполинов, что иногда попадают на рыбкомбинат. Если что-то такое хоть скользким боком тебя коснётся… А если всеми щупальцами… ядовитыми…
Нет, вниз лучше не смотреть! Лучше задрать подбородок повыше и смотреть только вперёд, на тот, такой желанный сейчас берег. Эх, чайкой бы сейчас взмыть вверх! Да хоть куликом или даже хрупкой стрекозой — только бы над водой оказаться. Чтобы не чувствовать каждый миг, как беззащитны твои ноги, да и весь ты со всеми своими потрохами.
У меня эти…как бы их поаккуратней назвать… Ну, хорошо, пусть не панические страхи, пусть только острые переживания, — эти переживания у меня уже позади. Помню, как мысленно подгонял себя: «Ничего-ничего, переплыву! Лёня Малеев ещё в прошлом году Проход переплыл…» В том, что я отстал от Лёни на целый год, не было ничего зазорного. Лёня — он такой, он всё, для чего требуется уже мужская решительность, раньше всех своих ровесников делает. Потому раньше всех взрослеет и всякими боевыми шрамами покрывается. А Игорёк переплыл Проход в один год со мной. Люда Ким об этом знает, поэтому не должна каждый раз первым с поля боя вытаскивать Игорька.
…Играем на берегу Прохода в карты. Надя, Люда, Лёня, Игорёк и я. Кто-то, может, и серьёзно играет, а у Игорька и у меня — другая забота. Мы стараемся, чтобы было не так заметно, как мы пялимся на Люду. Пялимся-пялимся — нечего тут выкручиваться и подбирать слова из высокой поэзии. Пялимся на Люду Ким в купальнике. Старания наши тщетны.
Люда Ким будет кинозвездой. И бросьте вы эти свои: «Ну, тут одной внешности может не хватить; на этом пути столько подводных камней и препятствий; тут, скорее, случайности бал правят…» Бросьте! Это Люду Ким только случайность сделает кинозвездой? Что только случайность может помешать этому — вот в это мы поверим. Люда и сейчас, в свои пятнадцать лет, могла бы блистать на сцене, да вот только нет в Аральске достойной её сцены. А пока Люда блистает на Проходе. Перед кем?
Лёня первый из нашей тройки обзавёлся той барышней, про которую с полным правом мог говорить: «Моя…» Отношения у них с Надей — давние и серьёзные. «И безумные слова без стыда тебе шепчу я…» — это у них уже было. У них уже всё — по-взрослому. И в карты здесь, на Проходе, они, в отличие от нас с Игорьком, могут играть по-серьёзному; время и места для многозначительных взглядов, вздохов и всего другого, что полагается делать парочке, — это у них уже давно определено.
Неужели я временами также пожираю взглядом тело Люды, как Игорёк? Нет, так не пойдёт.
Силком переключаю внимание на другое:
— Смотрите, вон Петька Селезнёв, мой сосед по улице, готовится переплыть Проход. Обещал сегодня это сделать.
Петя стоит на берегу, смотрит, не помешает ли ему какое-нибудь подходящее к Проходу судно. Ай да Петька! Он не только решился на этот подвиг раньше большинства своих сверстников, но и, оказывается, обзавёлся уже какой-то пассией, которая будет болеть за него в этом заплыве. Около него с видом опечаленной бабёнки, провожающей на фронт своего мужа-кормильца, стоит какая-то пигалица.
Ничто не помешало Петьке Селезнёву. Переплыл он Проход. Пигалица прыгала от восторга и хлопала в ладошки. Мы тоже приветственно помахали руками герою. Отдохнул немного Петя на том берегу и поплыл обратно. Проплыл совсем немного и вдруг поспешно повернул назад. Смотрим вокруг — что это его так напугало?
Ага, вот этого момента мы и ждали уже который день — от военной пристани отваливал торпедный катер.
Весь народ на Проходе с радостными криками попрыгал в воду. Не мешкая, прыгнули и мы трое — Лёня, Игорёк и я. Но в этот раз не для того, чтобы, как все, порезвиться на Тех Самых Волняшках недалеко от берега.
И Лёня с Игорьком, и я плаваем уже не просто неплохо. В школьных и даже в ощегородских соревнованиях не раз участвовали, и не без успеха. Пора браться за серьёзное дело. За самое серьёзное дело на
