о нем спутываются. Подчиненные ему народы знают о характере и законах своего невидимого владыки только то, что им сообщают министры; министры-же в свою очередь признают, что не могут составить себе никакого понятия о своем властителе, что его воля непроницаема, его мысли и намерения неуловимы, его слуги никогда не согласны в толковании данных им законов и в каждой отдельной провинции они их разъясняют по разному; они нападают друг на друга и обвиняют друг друга в обмане.
Законы и указы, которые они считали необходимым издать, были запутаны; это ребусы, которые не могут быть ни решены, ни отгаданы теми, кому они должны были служить наставлением. Законы скрывающегося монарха требуют разъяснения, а между тем те, кто их разъясняет, сами не могут столковаться друг с другом; все, что они могут сказать о своем тайном властителе, — полно противоречий; всякое их слово вымышлено и отмечено ложью.
Говорят, что он в высшей степени добр, — а между тем нет ни одного человека, который-бы не жаловался на его установления. Говорят, что он бесконечно мудр, — а между тем все его правление противоречит разуму и здравому смыслу. Прославляют его справедливость, — а лучшими его подданными являются те, о которых он меньше всего заботится. Уверяют, что он владыка всевидящий, — но его присутствие не может восстановить порядка. Говорят, что он друг порядка, — а между тем в его государстве царствуют неурядицы и смятение. Он сам вершит все дела, — но события редко согласуются с его планами. Он все предвидит, — но не знает, что сулит будущее. Он не позволяет напрасно оскорблять себя, — но терпит оскорбления от каждаго. Удивляются его мудрости и совершенству его творений, — а между тем они и не совершенны и недолговечны. Он творит, разрушает, исправляет то, что уже сделано, и никогда не доволен своей работой. Он ищет только личной славы во всех своих предприятиях,—но не достигает своей цели, т. е. прославления всеми и повсюду. Он трудится только для процветания своих подданных, — но у большинства из них даже нет самого необходимого. Те, которым он как будто покровительствует, обыкновенно больше других недовольны своей судьбой. Удивляясь величию своего владыки, прославляя его мудрость, почитая его за доброту, боясь его справедливости и освящая его заповеди, которых они никогда не соблюдают, они все восстают против своего владыки.
Это царство — мир, этот владыка — бог, эти служители — священники, люди — его подданные. Хорошая страна! Бог специально христианский, это, как мы видели, — бог, дающий обеты, чтобы их нарушить, и посылающий чуму и болезни на людей, чтобы их излечить; бог, создавший людей по своему образу и подобию, но не принявший на себя ответственности за зло; бог, который видел, что создания его прекрасны, но скоро убедился, что, правду сказать, они ничего не стоят; бог, который знал, что два первые человека отведают запрещенного плода, — и который все-таки наказал за это весь род человеческий; бог настолько слабый, что поддается обману дьявола, и настолько жестокий, что ни один деспот мира не может сравниться с ним. Таков бог иудейско-христианской мифологии.
Бог, который создал людей совершенными и вместе с тем не позаботился, чтобы они остались совершенными, который сотворил дьявола и не сумел подчинить его себе, это — меситель глины, которого религия считает совершенством мудрости. Для религий всемогущ тот, кто миллионы невинных осуждает за ошибку, совершенную одним человеком, кто потопом истребляет всех людей за исключением только нескольких, которые должны были послужить родоначальниками новой расы, такой же плохой, как и первая; всемогущ тот, кто небо создал для безумных, верующих в евангелие, и ад для мудрых, которые это доказывают.
Бог, который сам себя создал при помощи духа святого, сам послал себя, как посредника между собою и другими, сам позволил своим врагам, презиравшим и поносившим его, распять себя на кресте, убить, как убивают летучую мышь в дверях амбара; который допустил, чтобы его похоронили, воскрес из мертвых, сошел во ад, вознесся на небо и сел по правую сторону самого себя, чтобы судить живых и мертвых тогда, когда живых уже не будет, — бог, который все это совершил,—есть божественный шарлатан. Это страшный тиран, историю которого надо писать кровавыми буквами, потому что она есть религия ужаса.
Итак, долой бога христианской мифологии. Долой бога, выдуманного жрецами кровавой религии, — жрецами, которые не утопали бы в изобилии и не проповедовали бы смирение, служа надменности, а наоборот, — были бы покрыты забвением, если бы лишить их дутой важности, с помощью которой они создают свои объяснения и проповеди. Прочь эту жестокую троицу, отца — убийцу, противоестественного сына и сладострастного духа. Прочь все эти позорные призраки, во имя которых человек низведен до уровня жалкого раба и силою колоссальной лжи переселен из мира слез в блаженные долины рая. Вон всех, кто своим религиозным безумием мешает счастью и свободе. Бог есть вымысел бессильных шарлатанов, — призрак, именем которого пугали и тиранили людей. Но призрак рассеивается, как только обладающие здоровым рассудком начинают к нему присматриваться; массы уже негодуют на то, во что так долго верили и бросают упрек в лицо духовенству следующими словами поэта:
Будь проклят ты, — которому молились Мы в муках голода, холодною зимой! Мы тщетно верили, надеялись напрасно: Мы все обмануты, все брошены тобой!
Будем надеяться, что теперь массы уже не поддадутся ни насмешкам, ни обманам; что настанет день, когда сожгут распятие и образа, сосуды и чаши обратят в домашнюю утварь, когда церкви обратят в концертные залы, театры и места общественных собраний, или, — если они окажутся для этого негодными, — в амбары и конюшни. Будем надеяться, что настанет день, когда просвещенные народы поймут, что такое превращение уже давно должно было совершиться. Но так просто и решительно поступят, конечно, только тогда, когда придет — теперь уже близкий — день социальной революции, — в тот день, когда духовенство будет стерто с лица земли, когда принципы бюрократизма и капитализма, государства и церкви будут уничтожены безвозвратно. —
О. Виконт.
Долой брак, семью и супругов.
