сопротивляться обоюдному влечению.
За два месяца совместной работы, которая предполагала тесный физический контакт, они привыкли к ощущению друг друга рядом. И сейчас, не в силах терпеть хоть малейшее расстояние между собой, партнеры снова примкнули друг к другу. Евгений остался в синих брюках и ботинках, Таня – только в нижнем белье и белой футболке сборной. Громов с силой и яростью сжал её талию, заставляя зажмуриться от боли в ребрах, а затем бросил на кровать.
Повернув голову вбок, она видела, как Громов снимает ботинки, а затем выпрямляется. Благодаря удачному расположению уличного фонаря, который бил в номер Евгения, Таня могла с удовольствием и разливающимся по низу живота желанием наблюдать за обнаженным по пояс партнером, который уверенно расправлялся со своим ремнем. В его длинных пальцах блеснула металлическая бляшка, а затем, поймав заинтересованный взгляд партнерши, Громов нарочито медленно расстегнул ширинку. Таня видела, как в полумраке мерцало серебряное кольцо в ухе. Видела выдающийся рельеф пресса и красивые широкие плечи.
– Никогда бы не подумал, – соблазнительно произнес он, освобождая себя от брюк, – что ты можешь с таким бесстыдством разглядывать полуголого мужчину.
Таня на мгновение смутилась, полагая, что, скорее всего, покраснела. Но в данной ситуации, когда она лежала на кровати Громова в нижнем белье и футболке, заливаться румянцем от его фразы было глупо.
– Ты… – попыталась всё же ответить что-то Таня. – Ты плохо меня знаешь.
Евгений подошел к кровати, забираясь на неё и нависая над партнершей. Он провел по ней оценивающим взглядом, понимая, что хочет, наконец, увидеть обнаженной. И больше не может сдерживаться.
– Сегодня узнаю лучше, – горячо прошептал он в губы Тани, но не стал касаться их, решая подразнить.
Она хотела обхватить партнера ногами, но тот резко перевернул её на живот. Снял футболку и расстегнул бюстгальтер.
Взору Евгения открылась спина Татьяны, с бледной кожей и соблазнительными веснушками, рассыпавшимися по миниатюрным плечам. Перед глазами промелькнуло ненавистное фиолетовое платье, которое давало возможность любому желающему увидеть её спину обнаженной вплоть до поясницы, но Громов хищно и довольно ухмыльнулся, понимая, что касаться этой спины, этой кожи имеет право только он. Это его партнерша.
Евгений резко отвесил неслабый шлепок Тане, от которого та дернулась вперед, едва слышно вскрикнув.
– Ещё раз соврешь мне, – угрожающе прошептал он, прижимаясь горячей грудью к её спине, – и я не знаю, что с тобой сделаю.
Татьяна невнятно простонала в ответ, что врать больше не будет, но затуманенное желанием сознание лукаво шепнуло, что ради таких угроз и того, что они за собой могли иметь, можно было и попробовать.
Громов понимал, что Таня – воплощение женственности в лучшем виде. Понимал, что она достойна сегодня, впрочем, как и каждый день, самых нежных ласк и прелюдий, и он хотел дать ей то, чего она заслуживает. Хотел, но был охвачен гневом из-за лжи, которая поставила под сомнение всё, что было ему дорого, и не мог с собой совладать.
Быстрые, ненасытные движения, стоны – то громче, то чувственнее, боль – приятная и сладкая. Поцелуи – рваные, жадные, влажные. Отрывистые воспоминания о вспышках любви и ненависти друг к другу, что сменялись катастрофически быстро…
В ночь, когда весь мир стремился говорить только о них двоих, они из этого мира полностью выпали, наконец почувствовав друг друга так, как давно желали. Они были полностью обнажены друг перед другом. Как в прямом смысле слова, так и в плане чувств, которым больше не могли сопротивляться. На это нужны силы, которых больше не было.
Силы, которые без остатка забрали Олимпийские игры.
* * *
Громов проснулся в четвертом часу ночи от беспокойного сна. Он резко открыл глаза, делая глубокий вдох. Фигурист тут же забыл, что именно видел в ночном кошмаре, но неприятное чувство тревоги, клубившееся внутри, и фантомный запах гари в носу давали понять примерное содержание. Евгений провел ладонью по обнаженной спине Тани, что мирно спала на его груди, а затем запустил пальцы в длинные волнистые волосы, ощущая их мягкость.
Спокойная, красивая, маленькая.
Громов поймал себя на мысли, что хочет, чтобы она была такой всегда, а не стремилась прыгать выше головы через пренебрежение к собственным травмам и желание превозмогать боль.
Евгений максимально аккуратно, стараясь не разбудить партнершу, ушёл в душ, чтобы попытаться смыть с себя остатки ночного кошмара. Теплые капли воды побежали по коже, вызывая приятную дрожь по уставшему телу. Громов приложил ладони к стеклянной стенке душевой кабины, а затем наклонил голову, подставляя под воду шею и спину.
Евгений думал, что им делать дальше. Отрицать отношения уже глупо. Но и принять их Женя не мог по двум причинам. Во-первых, он попросту не умел состоять в серьезных отношениях. Вся его жизнь с раннего детства состояла из тренировок, а не свиданий и совместных походов по магазинам или поездок к родителям. Он знал, что, когда уйдет из спорта, ещё долгое время будет чувствовать себя так, будто учится ходить заново. Он – машина по добыванию медалей. Он не умеет существовать без соперничества, без регулярного физического изнеможения, без постоянного увеличения нагрузок, так как организм слишком быстро привыкал к текущим. Во-вторых, он уже много лет не чувствовал себя уязвимым. Но Таня сделала его таким. Она была сродни прострелам в спине. Раньше только они периодически напоминали Евгению, что он всего лишь человек и его век в спорте далеко не вечен. Теперь появилась ещё и Татьяна. Сначала как слабая партнерша, которая ставила под сомнение победу даже на чемпионате Европы, а затем как женщина, влюбившая в себя. С Таней он чувствовал себя живым. Чувствовал себя человеком.
И это ему не нравилось.
За этими размышлениями и шумом воды Евгений не заметил, как Таня прошла в ванную.
– Замерзла без тебя, – тихо призналась она, оставив легкое одеяло, что было на плечах, возле раковины, и зашла в душ к Жене. Несмело положила ладонь на его поясницу, где виднелись шрамы, но даже прикосновения холодных пальцев не вырвали фигуриста из раздумий. Она предпочла промолчать о том, что, помимо холода, разбудила её боль в плече, вернувшаяся после окончания действия обезболивающего.
* * *
Татьяна возвращалась от врача, которого была вынуждена разбудить посредине ночи. Благо, Антон всегда добросовестно относился к своей работе, а потому сразу же направился вместе с фигуристкой в кабинет. Она вскользь пожаловалась на странные ощущения при дыхании, и он, посчитав такой симптом нетипичным для травмы плеча, предложил сделать рентгенограмму грудной клетки. Неожиданностью стали небольшие, но отчетливо видневшиеся на снимке трещины в нижних ребрах Тани.
Алексеева знала, что это классическая травма партнерш, которую легко получить, падая с подкрутки в руки партнера, который всегда стремится крепко схватить как раз в районе нижней пары ребер. Но ничего неприятного в момент последней выполненной подкрутки вчера вечером не ощутила. Возможно, она была слишком погружена в мысли о плече и носовом кровотечении Жени, но сознание подбрасывало другую причину, которая была истинной. Неприятные ощущения при дыхании появились у неё не после проката, а после, судя по всему, слишком бурной ночи, когда Громов не смог контролировать силу.
Радовало в сложившейся ситуации только то, что подобные трещины, по словам Антона, заживут самостоятельно при достаточно консервативном лечении, включающем в себя ограничение тренировок и постельный режим. Врач также упомянул о мягком корсете, который Тане было бы неплохо надеть, но решил, что пропишет его уже после предстоящей сегодня вечером операции.
Алексеевой не хотелось возвращаться в номер к Жене и не хотелось рассказывать о трещинах. Говорить хотелось только о том, что происходит между ними, и может ли Таня продолжать лелеять надежду о том, что всё будет хорошо. Но сама она едва ли могла начать разговор на эту тему…
Открыв дверь в свой номер и включив свет, Таня обомлела на пару секунд. В её постели, лежа на спине, спал Евгений. И спал, похоже, очень крепко раз даже свет не заставил его проснуться. Тане на секунду показалось, что она перепутала двери и зашла в номер Жени. Она огляделась вокруг, находя взглядом и свой
