олимпийские чемпионы сразу после своей победы бывают усталыми и изможденными, но Алексеева и Громов выглядели так, будто эта победа им не нужна была вовсе.
– А что помогло победить вам, Татьяна?
Таня обвела взглядом зал, полный сотен жаждущих её ответа глаз.
– Мы с Женей – верхушка айсберга, которую вы видите, – начала она. – В нашей победе большую роль играют люди, окружающие нас изо дня в день. Это, в первую очередь, наш тренер…
Татьяна нашла взглядом невысокую Ольгу Андреевну, зажатую между двумя журналистами.
– Но помимо тренера вокруг десятки других людей, которые оказывают большое влияние на нас. Они делают нас такими и либо закаляют наш характер, либо поддерживают изо дня в день, смягчая ежедневную боль, с которой приходится сталкиваться. Это, конечно, наши родители…
Громов грустно улыбнулся уголками губ, опуская взгляд на стол. Больше всего ему хотелось, чтобы мама была свидетелем сегодняшней победы.
– Это наши соперники, которые заставляют нас становиться лучше и сильнее, – Таня бросила взгляд на Алису, которую раньше считала своей конкуренткой, а Женя неосознанно переглянулся с Мельниковым.
– Это наши враги, – продолжала Алексеева, увидев среди большого количества людей Волченкову, – которые иной раз поступают, как наши друзья.
Таня перевела взгляд на Ксюшу, едва заметно кивнув ей.
– Все люди, которые окружают нас, влияют на формирование нашего характера. И к нашей победе приложил руку каждый, кто когда-либо с нами взаимодействовал, в том числе наши болельщики. Это вы сделали нас такими, и это помогло нам победить. И, конечно, – Таня повернула голову вправо, встречаясь с любимыми серо-голубыми глазами, – нам помогло то, что мы хорошо чувствуем друг друга. Это очень важно в любой паре.
Таня замолчала, опуская взгляд на бутылку воды, стоящую рядом с небольшим микрофоном, установленным на столе. Она почувствовала себя неловко за то, что так растянула ответ на вопрос, на который Громов ответил намного короче. Однако зал неожиданно разразился аплодисментами, заставляя Таню округлить глаза от удивления.
– Впечатляюще, – шепотом подметил Громов, наклонившись к её плечу. – Будешь моим пресс-секретарем?
* * *
Татьяна и Евгений стояли на верхней ступени пьедестала, облаченные в парадный комплект олимпийской формы. Представители Международного Олимпийского Комитета надели на их шеи медали, а затем пожали руки, поздравляя с заслуженной победой. Громов, стоящий за своей партнершей, по привычке приобнял её за талию. Это дало Тане мнимую надежду на то, что между ними ещё можно всё наладить. Но Евгений об этом не думал. Он просто вспомнил слова Арсения о новом партнере Тани в следующем сезоне.
Над площадью раздались первые ноты гимна Российской Федерации. Татьяна и Евгений слушали его, смотря в ночное небо Ванкувера. Они не замечали тяжелых золотых медалей и тысяч болельщиков, собравшихся в их честь, не замечали серебряных и бронзовых призеров, стоящих возле них. Они ушли глубоко в себя, переставая даже слышать гимн. Партнеры не понимали, почему сейчас эта победа, что в мечтах была такой сладкой, на деле не приносила почти никакой радости. Почему внутри такая пустота? Такая же огромная и темная, как небо олимпийского Ванкувера.
* * *
В автобусе, что вёз чемпионов и призеров в парном фигурном катании в олимпийскую деревню, Таня села рядом с Ксенией. Олимпийская чемпионка держала золотую медаль в своих ладонях, но смотрела будто сквозь неё. Одиночница забрала награду себе, с любопытством и трепетом разглядывая.
– Татьяна, – с нарочитой серьезностью обратилась она к своей подруге, изображая из себя журналистку, – скажите, что было приятнее – первая золотая медаль Олимпийских игр или первый поцелуй с Евгением Громовым?
– Это не первый поцелуй, – заторможено отвечала Таня, смотря на ладони.
Глаза Ксении округлились, и она сразу же завалила подругу десятком вопросов, отвечать на которые у Татьяны не было ни сил, ни желания.
Когда олимпийских чемпионов поздравили все члены сборной, поджидавшие в холле, а Татьяну и вовсе пару раз успели подкинуть в воздух хоккеисты, заставляя Громова напрячься, партнеры смогли отправиться в свои номера. Они жили на одном этаже, в соседних комнатах, а потому в лифте оказались вдвоем. Евгений прислонился спиной к одной металлической стенке, Таня – к противоположной. Несколько секунд они стояли напротив, сверля друг друга испытывающими взглядами. Слишком много всего было между ними. Умалчивание про завершение карьеры, ложь о головокружении вместо правды о болях в плече… И победа, несмотря на то что была главной спортивной победой в их жизни, никак не смягчала произошедшее.
– Не стоило этого делать… – вдруг неловко произнесла Таня, желая чем-то заполнить неудобную тишину. Последние несколько часов их неустанно сопровождал оглушительный гомон и теперь, впервые оставшись наедине друг с другом в статусе олимпийских чемпионов, безмолвие казалось неуютным и давящим. От него буквально хотелось бежать прочь.
Громов нахмурился, будто ещё раз прокручивая услышанное. Он ответил на огромное количество вопросов, услышал сотни поздравлений и теперь, после убийственного дня, любая фраза, казалось, требовала дополнительного времени на размышление.
– Что? – не понял он, поглядывая на партнершу из-под прищуренных век. – Не стоило побеждать?
Таня едва качнула головой, насколько позволяли оставшиеся силы, не удивляясь тому, что Евгений понял по-своему. Снова.
– Целовать меня после… На льду, – не без труда уточнила она, поднимая глаза.
Громов усмехнулся и будто даже стал бодрее.
– Это традиция. Это нормально, – пожал плечами он, не переставая улыбаться.
– Да, но теперь все, включая мою маму, подумают, что мы пара, – Таня смущенно коснулась шеи, будто хотела размять, и опустила взгляд, не замечая, как холод в глазах Евгения сменяется теплом.
Если не жаром.
– Так мы пара, – глупо констатировал он.
Таня подняла глаза и встретилась взглядом с Женей. Несколько секунд смотрела на него как на умалишенного, находясь в странном ступоре. Но в следующее мгновение залилась нервным смехом, который поддержал Громов.
Секунды, последовавшие после, вновь наполнились напряженной тишиной, что неуютно сдавливала воздух в кабине, заставляя уставших спортсменов дышать чаще. Но кислорода будто не осталось вовсе. Громов пытался списать это на ушиб носа, не зная, что партнерша тоже не могла сделать полноценный вдох. Таня приоткрыла рот, будто желала что-то сказать, но Громов не дал этого сделать.
Он резко подался к ней, прижимая телом к стене лифта и с напором целуя желанные губы. От неожиданности Алексеева даже не почувствовала боли от удара головой. Евгений прислонил ладони к стене, не давая Тане возможности отстраниться. Она, моментально отбросив все размышления о правильности или неправильности этой ситуации, положила ладонь на его торс, впиваясь ногтями в ткань куртки и желая скорее прикоснуться к телу.
Лифт оповестил звонком о прибытии на нужный этаж. Громов положил руки на бедра партнерши, а затем подхватил и понес в свой номер, не разрывая поцелуя. Таня обхватила его ногами за поясницу, радуясь, что в таком положении их лица на одном уровне.
– А если нас… – попыталась задать вопрос Таня, отстранившись от губ партнера и часто дыша, с опаской оглядываясь в пустом коридоре. – Увидят?
– После секса нас уже видели, – невинно пожал плечами Евгений, вспоминая ту фотографию и подпись к ней в их группе.
– Это было после, а сейчас…
– А сейчас в процессе, – быстро закончил Громов, вновь жадно впиваясь в пухлые губы, не желая разговаривать и отвлекаться. Через секунду они ворвались в номер. Евгений поставил партнершу на ноги, откидывая спортивную сумку, что висела на плече, в сторону, а затем торопливо расстегнул молнию на куртке, сбрасывая на пол.
Татьяна привыкла к тому, что руки Громова во время их тренировок бывают везде. Порой к этому располагало то или иное положение, а порой получалось случайно, из-за того, что Таня теряла равновесие. Привыкла и к тому, что всегда он брал инициативу на себя, предлагая ту или иную позицию во вращениях или поддержках. Привыкла, что он всегда ведет, а она – подчиняется. Но сейчас Громов доминировал совсем в другом плане. В том, в котором они друг друга однажды пытались узнать, но были вынуждены остановиться.
Больше не было необходимости сдерживать себя, и не было сил
