голос сел:
– Я… не выдерживаю там. Кхм… кладбище… Ты ведь помнишь тот обморок на похоронах дедушки. – Аня стыдливо сутулилась, потирая шею. – Даже не знаю эту девочку. Вы дружили?
– Почему ты не была на похоронах мамы?
Пол будто медленно качнулся и рассыпался. Аня понимала: этого вопроса не избежать, и тем ни менее надеялась на понимание, на отсрочку обвинений.
– Я болела, ты же знаешь, – потупила она взгляд. – Лежала в больнице. Жуткое отравление.
– Ты не приехала потом.
– Витя… Обследования и…
– Два года?! Ты ведь ни разу не пришла на ее могилу. Она была тебе как мать. Воспитала, а ты не знаешь, где ее могила. Ты даже…
Витя вскочил, как ужаленный.
– Я понимаю, что виновата, – остановила резким жестом.
– Зачем ты приехала?
– Что? Бабушка нам звонила, – напомнила Аня, выводя разговор в тихий брод. – Она беспокоится. Ты пропадаешь на два, на три дня. Под утро возвращаешься, и запах алкоголя…
– Это было всего один раз! – вспылил Витя.
– Синяк под глазом. С кем ты подрался?
– Банка с полки упала.
Аня придавила его взглядом.
– Мы все беспокоимся.
– Ну-ну, – он с грохотом опустил тарелку в раковину, включил воду.
– Мы хотим помочь. Я переживаю за тебя.
Аня сделала шаг навстречу: осторожно, словно перед загнанным хищником. Витя щетинился от обид и недоверия.
– У нас все хорошо, – отчеканил. – Ты зря потратила время на дорогу, на подарки. На уговоры.
– Детский сад! – Она потирала нервно руки. – И споры – детские!
– Неправда!
– Да? Вырос? И что Виктор Анатольевич? Что думаешь о своем будущем? Кем видишь себя?
– Я разберусь. Мне инструктор не требуется. Считаешь, приехала и все решила? Всех просветила как лучше, что лучше?
– Тон убавь! – обозлилась Аня. – Зрители нужны? Хочешь всех разбудить, всю округу?
Витя молча драил кастрюлю, отвернувшись к ней спиной. Претензии исключат возможный компромисс. Аня пошла на попятную.
– Я приехала, чтобы поговорить серьёзно, как со взрослым. Я понимаю, тебе тяжело. – Голос дрогнул: – Я сожалею, что меня не было рядом. Прости. – Аня всматривалась в знакомые углы, но видела чужую кухню и белую скатерть в свекольных пятнах. – Что мне еще сказать? Ты не слушаешь? Думаешь, не страдаю? Я ее так любила, – Аня задрала голову, моргая от подступивших слез. «Не раскисай! Не раскисай! – приказывала себе. – Не дави на жалость». Но решимость гасла. – Здесь без нее не смогла бы. Прости. Ты имеешь право злиться.
– Я не потому злюсь.
– Мне жаль, что случилась трагедия с твоей одноклассницей.
– «Мне жаль», – передразнил он.
– Я сожалею! – горячилась. – Я виновата! Ты это хотел услышать?
Витя сощурил глаза осудительно:
– Прекрати.
– Тогда к чему протесты? Испытательный срок? – Она подняла воротник свитера и утерла рукавом нос. – Наказание такое?
– Ты понятия не имеешь, что здесь происходит.
Аня вопросительно уставилась на брата, ожидая пояснений. Тот лишь смотрел с укоризной в ответ. Так они и замерли, оценивая недосказанность.
– Не имею, – согласилась она. – Так просвети. Здесь разруха. У всех голова пухнет из-за трагедии. Неужели девочка могла сама…
– Кривотолки, – перебил ее брат. – Затронь кого – и увязнешь. Топь.
Втянув воздух, Аня досчитала до пяти. Разговор больше напоминал допрос, нежели дружескую беседу.
– Я могу помочь?
Краткий отблеск доверия мелькнул в беспокойных глазах брата, но внутренние колебания пресекли слова:
– Нет. Помощь не нужна. Всё норм.
– Ага. Супер! – она хлопнула в ладоши. – Мог и по телефону так сказать. Норм. Ок. Спок. Зачем любезничать? Ляпнул бы бабушке: ну ее, эту Аньку, эту предательницу, – перекривляла его своим срывающимся от горечи голосом. – Вы ведь вместе пели о разлуке. Обняться! – возмущалась она. – Быть рядом!
– Тебя рядом не было! – упрекнул Витя. – Не было. Два года назад тебя не было рядом.
– Значит, ты против моего приезда?
Он склонил вбок голову, отвел взгляд.
– Ты ведь понимаешь, – рассуждал откровенно, – бабушка пригрозила вызвать отца. Через участкового хочет надавить, через школу.
– Он пьет? – Аня сурово осматривала брата. – Так и пьет?
Витя неопределенно мотнул головой.
– Только здесь. Когда приезжает, по вечерам где-то набирается до полумертвого.
– Руку поднимает?
– Один раз. Знаешь, главное о маме не вспоминать. Только не вспоминать при нем о маме. – Витя попытался неунывающе улыбнуться, но получилась страдальческая гримаса. – А там, на Севере, у него семья вроде как. Не знаю. Он звонит всегда трезвый, деньги высылает в конце месяца. Мне через год восемнадцать, – оживился. – Я всего лишь не хотел, чтобы она его вызывала. Он бы явился в бешенстве.
– И потому приглашал меня? – расстроенно осознавала Аня. – Восемнадцать! Тебе еще и семнадцати нет.
Витя совсем сник.
– Я надеюсь, твой приезд ее немного успокоит. Просто скажи бабушке, что я согласен на все твои… на все твои самые разумные предложения. Просто успокой ее.
Аня оживилась:
– А ты согласен?
Брат убрал чистую посуду в шкафчик. Она не двинулась с места, и он отстраненно убедил:
– Я разберусь самостоятельно. Я ведь справлялся последние годы.
Вот и поговорили. Аня молча смотрела на него, выискивая крепеж в расшатанных отношениях. Когда-то они доверяли друг другу тайны.
– Договорились? – кивнул он миролюбиво.
И Аня с упавшим сердцем покорно вторила:
– Договорились.
Глава 3. Яд
Дутые тучи косыми лучами прорезало солнце. Восточный ветер крутил воронкой холод зимы. Аня шагала по разбитому тротуару, изредка здороваясь с прохожими, осматриваясь по сторонам. Подтаявший наст белел островками. Старость и ветхость чернели в стенах трещинами. Некогда крупный пригород Ямска, рабочий поселок Сажной, за три года пугающе вымер. Заброшенный дом встречался через каждые два-три двора. Улицы пустовали в обеденный час воскресного дня. В прошлом по выходным здесь оживленно беседовали соседи, галдели школьники, мотались машины. За двадцать минут пути проехала всего одна легковушка. Захолустье.
Непрерывно работающий телевизор вдолбил в мысли обрывки новостных фраз. Ане хотелось проветрить себя от снотворного полумрака комнат. Она шагала, пряча руки в карманы, а щеки – за капюшоном, и ругала на чем свет стоит собственную самонадеянность. В планах согласие выглядело легкодостижимым, а на деле брат принял обеспокоенность за поучение.
Аня сверилась с затертой табличкой под козырьком черепичной крыши. Еще два поворота по каменистым дорожкам. Решение купить сгущенку к остаткам пирога родилось спонтанно. Пораженческое желание идти прочь без оглядки. В ларьке рядом с домом продавался только хлеб и отсыревшая выпечка. Отлично. Пересечь половину Сажного в поисках торговой точки – подходящий повод избежать совместного обеда с ворчащей бабушкой и хмурым братом.
Майская, Барьерная, Подгорная улицы остались в южной части поселка. Аня вынырнула из узкого переулка, упираясь взглядом в отштукатуренный синим фасад магазина «Шико», – квадратный и приземистый, он
