ей.
Верная у меня чуйка! Ох, верная.
— А ты что натворила? За что в компанию к мертвякам попала? — барин приметил Аню и теперь строго на неё смотрел.
Аня растерялась, густо покраснела, так сконфузилась, что будто и слова молвить разучилась.
— Испорченная, что ли?
От этого вопроса Аню ещё больше в жар бросило. Она замотала головой и обрела наконец-то дар речи:
— Нет, как можно! Я… Меня староста выбрал из-за тятеньки. У него зуб на тятю мого. Ну, тятька мой, как узнал, за топор-то и схватился. Хотел старосту… — Аня прикусила язык, не посмела «страшное» слово вслух сказать, а вместо этого провела большим пальцем по шее. — "Не смей, тятя! Я уже взрослая," — говорю ему. — "Что со мной будет? Справлюсь я. Не на смерть же посылаете!" А потом..
— Довольно! Я понял, что ты девка славная. Как звать?
— Аннушка.
— Будешь у нас Нюрой, значит. Варвара Фёдоровна, возьмёшь под своё крыло?
— Merci papa, — девчонка в седле, со скучающим видом, поправила прядь волос. — Опять вы меня каким-то пустячным делом озадачили, — и повернулась к Ане. — Я тебя, пожалуй, помощницей на кухню определяю. Или горничную из тебя сделаю. На вид, правда, ты… худая больно. Да ладно, откормим. Бери свой узелок и иди за мной.
Глава 3. Мушка
— Ищут ведьму?
— А как же, барышня! Всем миром ищут колдушку окаянную.
— Глаза чёрные, как у ворона, а лицом белая, нос…
— Всё помню, барышня. Всё знаю: лицом белая, нос орлиный, волосы на свету рыжим отливают, голос грубый, хоть сама и молодуха ещё.
— Хорошо, всё так… Есть у меня кое-что для тебя, — Варя дернулась, отчего непослушный локон, который Нюра с трудом только что укротила, выбился из причёски и упал на спину.
— Вот, — княжна вытащила из ящика бюро рисунок, сделанный утром. Ещё раз взглянула на свою работу. Сдвинула брови. Так ли хорош портрет, написанный ею по памяти? Ведьму-то в нём точно угадать можно, да только нос уж больно крючковат, а губы тонковаты.
— Барышня, никак опять портрет этой бестии сотворили? Так это уж пятый. Не надо боле.
— Возьми! Пригодится в поиске, — Варя протянула Нюре листок, и та, с тяжелым вздохом, взялась рассматривать рисунок.
— Ой, ну эта прям грозна. А нос-то, нос каков! Ну точно орлиный. И рот поджала свой мерзкий. У-у-у! — Нюра даже язык ведьме показала. — На первом портрете за красавицу её признать можно было, а на тутошнем-то сразу видно — дьявол во плоти.
Варя выхватила у Нюрки рисунок и засунула его обратно в ящик.
— Ещё поработаю над ним, — княжна поникла. Она опустила голову и какое-то время понуро стояла, смотря себе под ноги. Потом встрепенулась, подошла к стулу, подле которого ждала Нюра, уселась и уже бодрым голосом распорядилась:
— Больше не отвлекаю. Колдуй теперь ты, голубка моя. Помни, что все пятна скрыть должна. Не жалей белил и румян.
— Всё сделаю в лучшем виде!
Нюра захлопотала. Густые волосы княжны убрала в высокую причёску, а вдоль лица пряди завила щипцами. Затем очередь дошла до жемчужной помады — белил, которые Нюра нанесла на кожу Вари в несколько слоёв. После щеки и виски щедро покрыла румянами, израсходовав чуть ли не весь запас. Брови княжны она подчеркнула бузиной и всё лицо её, а ещё шею и грудь от души сдобрила рассыпчатой пудрой.
Над нарядом Варя раздумывать не стала. Надела любимое платье из голубой шёлковой тафты с кружевными фиалковыми вставками и пуговками, обтянутыми блестящим синим атласом.
— Хочу взглянуть на себя, — Варя протянула ладонь, и Нюра неохотно вложила в неё зеркало, вынутое из потайного кармана юбки.
Княжна некоторое время смотрела на бело-алую маску, в которую превратилось её лицо, в немом оцепенении приоткрыв от изумления рот. Разумеется, пятен не видно — это плюс. Но выглядит она точь-в-точь как лярва, которой перед отправкой на тот свет хорошенько так пощёчин надавали…
Ну и пусть! Всё лучше, чем рябой к гостям явиться. К тому же, по слухам, на балах в столице ещё и не так мулюются.
Варя повертела головой перед зеркалом.
Нет, всё же хороша. Да, так и есть — бледна и румяна по моде. Что ещё надо?
Непрошеные слёзы навернулись вдруг на глаза, и княжна раздраженно тряхнула кудрями. Нет, плакать сейчас никак нельзя. Успокоила себя, прикрыв веки и вознеся вполголоса молитву. После сунула Нюре зеркало, взяла с полки маленькую шкатулку из слоновой кости. Подцепила мушку в форме сердечка, приклеила на подбородок.
— Что вы, барышня! Сил столько потратили, чтобы все пятнышки скрыть, а вы новые придумали делать?
— Эта родинка — знак для Елисея, — со вздохом призналась Варя. — Я поместила её сюда, чтобы он мог понять, что я… верна ему и люблю. Вот… «Язык мушек» каждый порядочный молодой человек должен знать. А уж столичный франт тем более в курсе всех этих хитростей.
— А-а-а, — тихо протянула Нюра и, немного подумав, добавила: — Это вы хорошо придумали.
— Хорошо придумала, да… Ну что, пора?
— Пора. В столовой, должно быть, ждут вас ужо.
Варя отпустила Нюру, а сама медленно, словно на деревянных ногах, поплелась к гостям. Сильное душевное волнение овладело всем её телом. Казалось Варе, что совладать с ним не получится! Возможно ли силой мысли справиться с бешеным стуком сердца, унять дрожь в руках, скрыть жар щёк? Хотя последнее… Да, пожалуй, раскрасневшееся от смущения лицо за тонной грима никто и не заметит. Варя обречённо махнула рукой.
Будь что будет.
Она, собрав всё своё самообладание, решительно двинулась вперёд, но, сделав пару шагов, остановилась.
Боже, всё же нет сил заявиться в таком виде к столу. Там ведь ОН! Елисеюшка ненаглядный.
Сколько раз она представляла их встречу после долгой разлуки, но даже в кошмарном сне не могло привидеться, что предстанет перед женихом шутом разрисованным.
Знакомство Вари и Елисея Годунова случилось на детском бале, который устроил для своих действующих и бывших учеников их общий танцмейстер. Варя, вступившая накануне в своё пятнадцатилетие, считала себя в то время уже ужасно взрослой. Казалось просто неприличным, что ещё ни с кем и никогда не испытывала она сердечного волнения. Однако на детском балу Варя совсем не ожидала найти себе суженого. Оттого встречу с молодым человеком, о котором можно было только мечтать, в фантазиях своих нарекала не иначе, как подарком судьбы. Так уж вышло, что Елисей подходил ей по всему: и по возрасту, и по нраву, и по статусу.
С улыбкой она вспоминала обычно о том вечере,