стыдно им стало, что они так меньшого брата язвили-обижали. Стоят и дивятся. А царь себя от радости не помнит, — такую красоту ненаглядную ему его меньшой в дом привел.
А царевна-черепаха ласково так со всеми разговаривает, совсем их приворожила. Слаще меду ее речи приветные. И хозяева, и гости с нее глаз не сводят, кроме нее никого не видят.
Тут шепнули старшие царевичи своим невестам, чтобы за нею следили и, что она станет делать, то и они бы делали и в церкви, во время венчания, и за свадебным столом.
Исполнилось заветное желание царя: в тот же день все три царевича венчались. Всем на удивление он в тот день весел был.
Обвенчались царевичи каждый со своей суженой-ряженой. Стали все хоровод водить да так отплясывали, как только на таких свадьбах пляшут. Хорошо старшие невестки плясали, а царевна-черепаха еще лучше: не пляшет — по воздуху плывет, чуть земли касается. Глядят все на нее, дивятся: «Ишь, какую красавицу наш меньшой в царицы себе раздобыл!» Промеж себя об заклад люди бьются, мол, такой красоты ненаглядной ни на земле, ни на небе не сыщешь.
Свечерело. Стали гости за набранные столы садиться. Для царя с семьей особо стол накрыт, а вокруг столы для бояр, купцов и народу. Пируют все, веселятся, а жены старших царевичей с царевны-черепахи глаз не сводят, что она делает, то и они себе, как им мужья наказывали.
А царевна-черепаха от каждого кушанья по кусочку берет да за пазуху кладет. Старшие невестки, на нее глядючи, то же делают.
Насытились гости, встали из-за стола. Подошла младшая невестка к свекру-батюшке, поблагодарила его, руку поцеловала, из-за пазухи цветы дивные, невиданные достает, с дочерней любовью царю подает. И тотчас же весь дворец таким благоуханием наполнился, какого еще никогда не знавали.
Закричали тут все в один голос: «Многая лета молодой царице!» Только царевна-черепаха не загордилась, а скромно так от царского престола отошла, в сторонке рядом с мужем встала. И как начали вдруг из складок ее платья дивные жемчуга потоками течь. Бросились гости, и простые, и именитые, по полу ползают, руками жемчуг сгребают.
Потом поднялись из-за стола старшие невестки, к царскому престолу подошли царя поблагодарить, ему руку поцеловать. Хотели и они из-за пазухи цветы вынуть. Да куда там! Платья у них грязные, просаленные, объедки из-за пазухи так и валятся.
Стали тут люди над ними смеяться. А они со стыда сгорели, поскорее в свои светлицы бросились платье сменить да руки помыть.
И пока они переодевались-наряжались, стал народ, и стар и мал, а с ними и сам батюшка-царь, шуметь-кричать: пусть-де отныне меньшой царевич с молодой женой царством. правят. Поднялся старый царь, надел на них царские венцы, взял их за руки и посадил на царский престол.
Скоро все в том царстве — даже старшие царевичи и их жены — молодую царицу полюбили. Уж больно она была хорошая, ласковая, тихая да скромная.
А молодой царь — он еще царевичем умом отличался — приумножил свой ум опытом, и царица ему мудрыми советами помогала.
Так правили они страной тихо да мирно до глубокой старости.
И я на той свадьбе был, мед-пиво пил. Всем подносили ковшом, а мне решетом, по усам текло, да в рот не попало. Дали мне кость погрызть — велика корысть! Я бы вам еще сказки сказал, всю правду показал. Да надели мне кафтан да колпак, и ну взашей толкать: «Тебе, мол, давно домой пора, убирайся со двора!»
СКАЗКА О ХРАБРОМ ПОСЛЕДЫШЕ И О ЗОЛОТЫХ ЯБЛОКАХ
Давным-давно, — с тех пор немало воды утекло и что было, то прошло, травой поросло, — жил-был на свете могучий и славный царь. И был у того царя вокруг дворца прекрасный, на диво возделанный сад, полный всяких плодовых деревьев и цветов. Такого сада еще свет не видывал! А в самой глубине сада росла чудесная яблонька с золотыми яблоками.
Только царю с той яблони никогда еще ни одного яблока отведать не удалось. Год за годом видел он, как она цветет, как на ней плоды спеют-наливаются, а как поспеют, неведомо кто за одну ночь всю яблоньку оберет, все золотые яблоки покрадет. Напрасно царь самых лучших сторожей и самых метких стрелков ставил чудесную ту яблоньку сторожить: никто вора поймать не мог.
Вот приходит как-то раз к царю старший сын — у царя их трое было, — и говорит ему:
— Батюшка, я в твоем саду вырос, дитятей играл, взрослым парнем гулял и такие прекрасные плоды видал на той яблоньке, что в глубине твоего сада растет, только отведать их мне никогда не доводилось. Вот и теперь у нас опять золотые яблоки зреют. Прикажи мне, батюшка, эту неделю ночью сад сторожить. И пусть я не я буду, если того вора не изловлю.
— Милый ты мой! — отвечает ему царь. — Сколько храбрых, искусных сторожей до сих пор мой сад охраняли, а что с того толку?! Мне бы и самому хотелось на своем столе хоть одно золотое яблочко с той яблони увидеть. Немало труда и денег они мне стоили. Ин, будь по-твоему. Ступай, сторожи, хоть и не верится мне, чтобы ты счастливее других был.
Стал старший царевич чудесную яблоньку сторожить. Сторожил он ее не день, не два — целую неделю. Только в одно прекрасное утро пришел царевич к царю грустный такой да смущенный и повинился: мол, каждый вечер до полуночи бодрствовал, а с полуночи его вдруг такая дремота одолевала, что он замертво с ног валился, — непробудным сном засыпал. До сегодняшней ночи все яблоки были целы, а нынче в ночь кто-то их все до одного обобрал. Проснулся он, а на яблоне ни одного яблочка!
Сказать невозможно, как царь, про то узнавши, огорчился. Пришлось ему волей-неволей опять целый год ждать, чтобы просьбу среднего царевича исполнить: тот, вишь, тоже просил, чтобы отец ему дозволил счастье попытать — чудесную яблоньку посторожить, и обещался непременно воров выследить, что отца-царя столько лет кряду огорчали.
Вот пришло опять время яблоньку сторожить, стали яблочки на яблоньке наливаться. Отправился средний царевич в сад ее стеречь, но и с ним то же случилось, что с его старшим братом.
Совсем царь отчаялся
