Гришкой тоже когда-то были такими маленькими?
Жутенька осторожно подобрался к кровати. Долго смотрел на тихо посапывающего Тошку, потом проверил его носочки. Здесь они не валялись скомканными по всему полу, подобно носкам в других палатах, а аккуратно лежали на стуле рядом с кроватью и были почти совсем новенькими и чистенькими. Жутенька грустно вздохнул, но сам себе напомнил: Гришка обещал, что после операции Тошка и на велосипеде научится ездить, и в футбол играть. У него ещё будут очень быстро, как у Гришки в детстве, дозревать носочки… и, возможно, даже гетры!
Он оставил всё на том же месте, не удержался и осторожно поворошил коготками мягкие и светлые Тошкины вихры (Бяка говорила, что расчёсывать и заплетать человекины волосы очень приятно. Не наврала!), а потом развернулся и пошёл к двери…
– Пливет, – тихий, но совсем не испуганный детский голосок за спиной раздался так неожиданно, что Жутенька чуть не схлопнулся. – Ты дядин Глисин носкоедик?
Жутенька обернулся и удивлённо заморгал красными глазками.
– А… откуда ты знаешь? – наконец спросил он.
– Мне дядя Глися сказку лассказывал, – Тошка смотрел на него с любопытством и неуверенно улыбался. – Пло тебя. И пло домового. Он сказял: носкоеды холосые. Они кусяют только носки. И если носкоед твой носок скусял, знасит, он тебя от бед засисяет. Вместе с носками их съедает. И тогда надо плосто взять новые носки… и всё. Всё будет холосо.
Жутенька сглотнул. Он не знал, что Гришка так в него… верил! Даже в глазах вдруг защипало.
– Ты плисол мои носки скусять? – чуть шире улыбнулся Тошка. – Сьтобы мне завтла не было больно и стласно, да?
– Я… – Жутенька потоптался на месте, посмотрел на сложенные на стуле носочки и… кивнул: – Я их завтра утром съем.
– Холосо, – Тошка радостно шмыгнул курносым носиком. – Спасибо! Ты плавда доблый! Я узе не боюсь опелацию! – Он зевнул и сложил ладошки под щёку (так Гришку в детстве учили делать в садике, а Тошку, наверное, в детском доме). – А есё дядя Глися сказял, сьто после опелации у меня будет свой носкоедик. Будет?
У Жутеньки непроизвольно заюлил хвост. Ему не хотелось врать Тошке. А откуда же тому взять собственного носкоедика? Но расстраивать маленького человечка и говорить, что ему наврал «дядя Глися», тоже не хотелось. Поэтому он судорожно соображал, как ответить… А Тошка в это время закрыл глазки и уснул.
Глава 7
Утром приехали Лиза со Страшулей. И через полчаса Тошку забрали на операцию. Лиза переоделась в какую-то специальную одежду, которую ей дал Гришка, и тот увёл её в Тошкину палату ждать окончания операции. Жутенька со Страшулей перебрались туда же по вентиляции, скользнули по батарейной трубе вниз и быстро шмыгнули под кровать.
В палате кое-что изменилось. Рядом с кроватью поставили какие-то новые штуковины, которые негромко шумели. Жутенька уже видел подобное в других палатах у других маленьких человечков после операций.
– Это поможет Тошке не раздвоиться, – шёпотом объяснил он немного напуганной всем происходящим Страшуле. – Он полежит с этими штуками и проснётся.
Страшуля кивнула, делая вид, будто всё понимает. И схватила его за лапку.
– А долго ждать?
– Не знаю, – признался Жутенька, немножечко пьянея от её прикосновений. – Но мы здесь вместе с Лизой ждём. Как закончится, Гришка сразу сообщит.
Кто бы мог подумать, что ожидание способно быть таким чудовищно тяжёлым!
Лиза, вся с ног до головы облачённая во что-то бело-голубое, мерила шагами палату и нервно заламывала пальцы. Страшуля безотчётно грызла коготки. Жутенька… Жутенька вдруг вспомнил данное Тошке ночью обещание и под самым носом у Лизы стащил со стула так и лежавшие там до сих пор носочки.
– Ты что делаешь?! – в ужасе пискнула Страшуля.
– Фъедаю Тофкины беды, – ответил Жутенька, тщательно вгрызаясь в один носочек и протягивая Страшуле второй.
Она посомневалась пару секунд, но потом забрала предлагаемую «беду» и надкусила.
Когда дверь в палату наконец распахнулась и внутрь ввезли что-то навроде кровати на колёсиках, и с неё очень осторожно переложили на обычную кровать маленького и совсем неподвижного Тошку, у Жутеньки в горле застряли последние ниточки доеденного носка. Не может быть!
Страшуля в ужасе пискнула. Лиза отступила к стене, пропуская к кровати таких же закутанных в бело-голубое человеков, и, закусив губу, судорожно стиснула кулаки.
Человеки быстро и слаженно что-то там делали, а Жутенька со Страшулей боялись пошевелиться.
А потом штуки вокруг кровати зашумели иначе, где-то негромко запикало и слегка загудело, все, кроме Лизы и одного человека, ушли… И тут Жутенька вдруг понял: этот человек – Гришка.
– Все получилось, – мягко сказал Гришка, стоя у кровати. – Иди сюда.
Лиза неуверенно шагнула к нему, а потом остановилась и принялась оглядываться по сторонам.
– Что ты ищешь? – спросил Гришка.
– Ты говорил: у них мёрзнут ножки. Надо надеть на него носочки. Не знаешь, где?..
Страшуля протянула к Жутеньке лапку и их длинные суставчатые пальчики переплелись.
– Думаю, знаю, – негромко усмехнулся Гришка, тоже взял Лизу за руку и заставил подойти к кровати. – Я потом достану новые. А пока… Ты греешь правую ножку, а я грею левую. Мы с тобой сейчас для него самые лучшие носки, как считаешь?
Лиза тихонько всхлипнула.
В палате стало очень тихо. Только что-то негромко и равномерно гудело и размеренно пикало.
«Пик. Пик. Пик. Пик.»
– Лиза, выходи за меня.
«Пик. Пик. Пик. Пик.»
– Гришка… Ты…
«Пик. Пик. Пик. Пик.»
– Я научу Тошку на велосипеде кататься.
«Пик. Пик. Пик. Пик.»
– Да.
«Пик. Пик. Чпок! Пик. Пик.»
Жутенька и Страшуля поражённо уставились на махонького носкоедика, появившегося прямо в их сцепленных лапках.
– Кошмарик! – прошептала Страшуля.
Жутенька моргнул, перевёл взгляд на неё… и улыбнулся:
– Мне нравится. Пусть будет Кошмарик.
