Книга Тонкая зелёная линия - Дмитрий Конаныхин

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68

То не модный поэт ступил на сцену Политеха навстречу предвкушавшейся овации поклонниц, то не столичный хавбек вышел бить пенальти, щекоча нервы стадиону, то многомудрый майор Лелюшенко влетел в зал ожидания биробиджанского вокзала.

И завис в прыжке, как премьер Кировского театра.

Рыжей не было. Зал был бесстыдно и очевидно пуст.

Майор, непонятно на что надеясь, даже наклонился, глянул, но под сиденьями никого не было. «Упустил!

В окно ушла!» Его не было двадцать секунд, не больше. «Окно!» Лелюшенко поджал красивые, как у девушки, губы бантиком. Всё, конец, можно было не сдерживаться. Подгоняемый терзаньями души и плоти, закинув голову, словно благородный олень во время гона, наш майор снова помчался к вокзальному туалету.

6

Два лейтенанта стояли неподвижно и рассматривали лежавшую перед ними женщину. Бледная, испуганная, проснувшаяся после мучительного забытья, больная изумлённо смотрела на ворвавшихся в палату офицеров и висевших на их плечах медсестру и сторожиху, тщетно пытавшихся удержать буйных посетителей.

Всё было точно: рыжие волосы, невысокая, худощавая, до 30 лет.

– Простите, – Филиппов довольно дурацки улыбнулся. – Вы из Ленинграда?

– Да, – прошептала та.

– Алёша? – лейтенант Очеретня машинально подхватил под бёдра свою растрёпанную наездницу. Молоденькая медсестра, заглядевшись на мелодраму, сидела на спине смуглого пограничника и натурально «поплыла», чувствуя меж ног сильное тело барьериста.

– А?

– Алёшка, это не твоя жена? – логика штабиста была безупречной.

– Нет, – лейтенант Филиппов приходил в себя, боясь задать дурацкий вопрос: «А где моя жена?»

– А где твоя жена? – Очеретня был в ударе.

Алешка поёжился: Очеретня, медсестра, сидевшая на спине барьериста, изумлённая незнакомка с койки и даже сторожиха из-за плеча внимательно ждали его ответа.

Безмолвие.

– Милок, спускай, – сторожиха отцепилась от Алёшкиной шеи. – Вот что, бесстыдники, а ну! А ну, давайте на выход! Замок чуть не поломали! Я вам! – она вооружилась старенькой шваброй и выглядела довольно воинственно. – А ты, Раиска! А ну! А ну, слезай! Вот я маме всё расскажу, как ты верхом на офицерах разъезжаешь!

– Отпустите, – задумчиво прошептала Раиса. – Отпустите.

Очеретня очень медленно разжал сильные горячие ладони. Девчонка соскользнула по его спине, подол халата зацепился за кобуру и предательски обнажил крепкие бёдра. Медсестра, покраснев, как клубника, дёрнула халат и, пылая, спряталась за спину сторожихи.

– Извините, – Алёшка поправил гимнастёрку. – Простите. Произошла ошибка. Пожалуйста, – уже на пороге он обернулся, окинул взглядом небольшую палату, в которой была занята только одна койка. Восемь глаз неотрывно смотрели на него. – Вася… Васька! Рванули – быстро!

Очеретня кротко вздохнул, поднял сбитую фуражку, подошёл к сторожихе и Раечке. Старая стреляная воробьиха угрожающе подняла швабру. ПэЭн-Ша надел фуражку, тут же сдвинул на правую бровь, после чего по-кадровому, «из кулака» козырнул за плечо сторожихе.

– Долг, – он чуть щёлкнул каблуками. – Священный долг по защите рубежей Родины! – и с лёгкой улыбкой последовал за Алёшкой под еле слышный (или почудилось?) стон трёх женщин.

Обратная дорога была безрадостной. Позёвывавший Мыш уже не подгонял водилу, сержанта Чаркина, поэтому его любимый «охотничий» бронетранспортер № 7 уже не ревел на всю округу, а катил по просёлочной дороге, довольно урча, будто сытый кот, поймавший растяпу воробья. Алёша и Вася расположились за башней и смотрели на золотисто-синее вечернее небо, по которому какой-то капризный бог размазал недоеденную манную кашу кремовых облаков.

– Завтра будет жарко, – заметил Вася. – Циклон уходит. Знаешь, у нас в Одессе так же было – буксир бати выходил на ночь. Вода тёплая, гладкая, палуба гудит, дизель рычит, – он положил ладонь на дрожавшую броню. – Как по зеркалу. Облака сверху. Закачаешься! – он посмотрел на мрачного Алёшку. – Алёш. Лейтенант Алёша.

– А? Ну, что тебе?

– Найдём её. Всех поднимем, перевернём всё. Найдём. Мы же граница.

– Надо найти. Очень надо.

– Да не бойся ты, никуда она не делась. Могла опоздать на поезд, на следующем могла поехать. Это когда – завтра утром?

– Да, в четыре-пятнадцать, – Алёшке не хотелось даже думать лишнего.

А лишнее думалось со страшной силой. Край переселенцев, казаков, первопроходцев и оседлых зэков был невозможно прекрасен, но лишь до определённого человеческой совестью предела. О бичах Алёшка старался не думать, отгонял мысль, как мог, но мерзенький, суетливый тараканий страх медленно-медленно шуршал в сердце. Нет, ничего конкретного, но… Лучше о таком совсем не думать.

Да, в чужом краю время совсем другое. Мироощущение иное. Все чувства и мысли обострены – слышишь звуки, которые ни за что не уловил бы у себя дома, различаешь новые, непривычные, «не из детства» запахи, цвета, свет и тени; всеми сенсорными окончаниями пытаешься понять, что же за живое пространство вокруг тебя. И секунды тянутся иначе. Может, потому что вглядываешься в каждую мелочь, проживаешь её, непроизвольно стараешься прочувствовать. Как обычно расслабленная, плавно-грациозная кошка, очутившись на чужой территории, припадает на брюхо, готовая мгновенно бежать или сражаться, так и чувства любого чужака, открывающего для себя новую дорогу, новый край, новый мир, обострены до предела. А может, Алёшка выдумал это всё в горячке? Не знаю.

Он уже немного одичал, незаметно для самого себя стал поджарым и быстрым. Что там гандбольная секция в Техноложке… Как всякий мальчишка, дорвавшийся до больших игрушек (а все настоящие вояки, признаемся осторожно, продолжают играть в войнушку, достаточно посмотреть на сдержанных капитанов и бравых полковников), так вот, обазартившийся Алёшка гонял поваров и сапожников своего взвода в такие марш-броски, что таких худых кашеваров было не сыскать во всём Краснознамённом Дальневосточном округе. Что уж говорить о стрельбе – к своему собственному удивлению, извечный рыбак Алёшка выучился стрелять из любимого АКСа просто отменно – Гурьев научил всему – вплоть до пристрелки под разный глаз. Поэтому он гонял вверенный ему хозвзвод на стрельбище постоянно, благо патронов было завались – после «дела на Даманском» всё было серьёзно, границу боеприпасами кормили «с горкой».

– Что? – он вынырнул из потока тараканьих мыслей.

– Да я говорю, – Очеретня улёгся на спину, уютно положив голову на вещмешок, – девчонка в больничке просто м-м-м. Сладкая девочка. Ты видел ножки? Такая… – он пощёлкал пальцами, – кошечка. И краснеет. Ох ты ж грехи наши тяжкие, – и «Верный Муж» мечтательно заулыбался.

Алёшка поджал губы. Ему очень нравилась Наташа, жена Васьки. Ну. Не в том смысле, старик. Просто нравилась, да. Черноглазая, чуть пухленькая, но очень какая-то ртутно-быстрая, Наташа преданно любила неверного мужа, в душе досадовала безмерно, но разбивать семейные горшки не спешила, мудро полагая, что молодость скоротечна и достоинства генеральской дочери несомненны, и ещё она очень ясно

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68