Книга Еще одно мгновение, или Каждый твой вздох - Джудит Макнот

На пороге гостиной Оливия помедлила, позволив Митчелухорошенько осмотреться. Пока он разглядывал блестящее общество, она наскороснабжала его сведениями о внушительных родословных и впечатляющих успехах собравшихся.

– Тот джентльмен, с которым только что говорил Сесил, – внукоснователя «Юниверсал раббер». Собирается баллотироваться в сенаторы, и все мыуверены, что когда-нибудь он станет президентом. Хорошенькая брюнетка рядом сним, которая как раз смотрит в нашу сторону, – его жена.

Митчел позволил ей высказываться, хотя с первого взглядапонял, кто эти люди и что собой представляют: самодовольные, напыщенныемужчины, уверенные, что хорошее происхождение автоматически возносит их надпростыми смертными, и распущенные тщеславные женщины, скучающие от безделья,недовольные своей жизнью и своими мужьями и развлекающиеся благотворительностьюи грязненькими романчиками. Эта сцена вовсе не была нова для Митчела, разве чтобыла лишена европейского лоска и разнообразия типов, к которому он привык.Очередная, довольно провинциальная вечеринка, на каких он бывал не раз.Привычное событие в его жизни.

– Джентльмен в темно-сером костюме и бордовом галстуке –Грей Эллиот, – продолжала Оливия. – Грей происходит из хорошей старой чикагскойсемьи и самый молодой из окружных прокуроров. Но он уже доказал, что способенна многое, и приобрел большую известность. С ним рядом стоят Эван Бартлетт иего отец Генри. Бартлетты были поверенными Уай-аттов, сколько я себя помню иеще гораздо дольше: на протяжении многих поколений.

Митчел смотрел на старшего Бартлетта и представлял, как тотулаживал скандальную историю, связанную с его появлением на свет: поддельноесвидетельство о рождении, условия развода, выплаты матери.

– ...молодой Эван – блестящий адвокат, – весело щебеталаОливия, – который почти перехватил поводья у Генри...

«Молодой Эван, – мрачно думал Митчел, – завтра же просмотритвсе старые дела, когда отец расскажет ему все, что помнит о Митчеле Уайатте».

Оливия с тревогой вгляделась в лицо Митчела, ожидая егореакции.

– Уже скучаешь? – сокрушенно пробормотала она.

Митчел не испытывал ничего, кроме брезгливости, но она такявно хотела угодить ему и ввести в свой круг, что он невольно покачал головой:

– Вовсе нет.

– Собираешься скоро нас покинуть? – вздохнула Оливия.

– Да. Через две недели.

Она немедленно отвернула лицо, судорожно вцепившись в егорукав и дрожа как в ознобе. Митчел поспешно обнял ее за талию и огляделся впоисках ближайшего свободного стула.

– Вы больны... – начал он, но дрожь прошла также быстро, какначалась.

– Я редко болею, – сухо отозвалась она. – А если бы изаболела, заверяю тебя, не стала бы делать этого в присутствии гостей!

И в доказательство она подняла голову и окинула еговызывающе гордым взглядом, хотя выцветшие янтарные глаза подозрительно влажноблестели.

При виде ее слез Митчел скрипнул зубами. Он отвергал ееправо расстраиваться из-за его отъезда. Еще в кабинете Сесила он понял, почемуона пыталась рассказывать ему о портретах родственников. Знал, почему ей такчертовски не терпится повести его в гостиную и представить всем как своеговнучатого племянника. За последние тридцать четыре года Оливия даже непопыталась послать ему хотя бы записку с объяснением, кто он и кем она емуприходится. А вот теперь ей приспичило каяться. Воображает, что может все искупитьпустыми, никому не нужными поступками! Ее умоляющее лицо и цепкая рука вовсе некажутся ему признаками истинной симпатии к нему и скорее говорят о вине истрахе.

Да, она всего лишь напуганная старуха с нечистой совестью,стоящая на пороге смерти. Хитрая старуха, желающая побыстрее получить прощение.Вероятно, поэтому и не хочет, чтобы он обманул ее ожидания, слишком поспешноуехав из города. Недаром она подозрительно быстро оправилась от приступадурноты и сдержанно, почти безразлично поинтересовалась:

– Возвращаешься в Лондон или Париж?

– Нет! – отрезал Митчел, решив устроить ее в ближайшемкресле и тут же ретироваться. Не собирается он представляться гостям, вот и всянедолга! – Простите, уже поздно, а мне нужно отвезти Кэролайн домой.

– Собираешься когда-нибудь еще раз приехать в Чикаго?

– Через две недели после отъезда, – коротко ответил Митчел,едва ли не насильно подводя ее к неудобному на вид антикварному стульчику,прямо у входа в гостиную.

Но она остановила его, прислонив трость к его коленям:

– Так ты вернешься через несколько недель?

Митчел взглянул на просветлевшее лицо и засиявшие, полныеслез глаза, и крошечный камешек оторвался от стены безразличия, которую онвоздвиг и всю свою жизнь всячески оберегал от незнакомых ему членов семьи.Оливия буквально лучилась радостью и сжимала его руку, словно не моглазаставить себя отпустить его.

Она напоминала ему хитрого паучка, не обращавшего вниманияна его куда большие размеры и готового храбро встретить опасность, поджидавшуютех, у кого хватало ума бродить под обваливающимися стенами. Он мог однимщелчком сбросить ее с рукава, но вместо этого услышал собственный голос:

– Я строю дом на Ангилье, и мне нужно провести там парунедель, а после этого я вернусь.

– Я так рада! – воскликнула она и в доказательство порывистоприжалась пергаментной щекой к его руке. – Я слышала, Ангилья – прекрасныйостров. Кстати, там есть отель, о котором все только и говорят. Генри Бартлеттчасто туда ездит, – добавила она, но тут же вспомнила о восхитительной задаче,которую взяла на себя и еще не успела выполнить. – Это Мэтью Фаррел и его жена,Мередит Бэнкрофт. Они только что вернулись из поездки в Китай. Ты, разумеется,слышал о них?