можно жить как в санатории. Лучше чем на зоне, хотя мне и там было не плохо. Со мной охрана дружила.
–– Чего, всем давала что ли?
–– Зачем всем? Кому надо. Зато и другие завидовали. Так что – пошли что ли? – спросила Татьяна повторно, распрямляясь и готовясь встать.
–– Нет, у меня дела.
–– А чего тут расселся тогда? Мне тоже пора. Курить хочется.
–– Ты же вроде не курила?
–– И что? Теперь курю. – И она распахнула свою сумку, чтобы показать пачку сигарет.
Рядом с пачкой мальборо лежал довольно большой кухонный нож.
Николай упёрся в него взглядом.
-– Для самообороны, – улыбнулась Татьяна. И опять психическая волна быстро пробежала по её лицу. И особенно наглядно – зазмеилась подвижками около уголков рта, где слегка приоткрывались верхние боковые резцы.
Николай, что называется – остолбенел…
Моментально ему припомнился нож, котрый показывал ему следователь – их кухонный нож, только в непривычном месте в руках следователя – вроде бы незнакомый. Нож следовало опознать.
И теперь Николай повторно «опознавал» его – в сумке Татьяны! Или не его, а совсем другой – похожий, но память моментально подтасовала, изображая узнавание.
Не успел Николай придумать, как ему реагировать, а уже Татьяна быстро подхватила нож, вытащив из сумки, и показательно завертела им в руке, после чего начала им махать – будто саблей.
Николай застыл сидячим соляным столбом!
В голове его мутилось, колени затряслись мелкой дрожью. Страх охватил его так плотно, что он загипнотизированный не мог шелохнуться, не то чтобы что-то сказать. Он даже не мог оглядеться, чтобы убедиться – реагируют ли прохожие на такую шутку. Нож был вообще не маленький: такие на улице-на людях не достают! Николай потерял дар речи.
Постепенно мысли начали оживать и бестолково переваливаться. Он не мог определить, шутит Татьяна или нет.
Когда-то в детстве на него чуть было не напала собака – вроде овчарки, когда он был младшеклассником. Они с мальчишками куда-то залезли, а там оказалась небольшая стая бездомных собак. Мальчишки постарше сразу кинулись врассыпную, а к нему напрямую устремилась, как ему тогда показалось, гигантская овчарка. Коля понял, что убежать не может, ноги словно бы приросли к земле. Даже повернуться чтобы убежать не мог – она бы со спины обязательно напрыгнула и повалила. И тогда – совсем ещё мелкий – Коля встал, набычившись, к мчавшейся овчарке всем фронтом, готовый драться до смерти. Внутри себя он почувствовал озверение, такое чтобы дать отпор, чего бы ему ни стоило. Собственно перед мордой зверя он сам превратился в зверя. Он озверело втырился в глаза сразу остановившейся собачине. Всем своим существом он как бы кричал: ну, давай, я буду защищаться, так и знай! Скулы напряглись. Глаза горели угрями. Кулаки сжаты, готовые драться и молотить. Как есть – зверёк в стойке напряжённого отпора. Собака постояла, поглядела в его глаза, отвернулась и ушла.
Вспомнилась ли ему эта сцена или только остолбенение оказалось примерно таким, когда в детстве он не смог бежать? Мозг его не соображал: может вспомнилась, а может и нет – самого Николая ничего не могло отвлечь от вида ножа в руках женщины.
Теперь это точно была Татьяна! Та самая.
А она – наслаждалась эффектом! Она будто бы наконец-то победила Николая! Столько лет спустя… Она ликовала. Мстила и ликовала.
И она поднялась, и уже стояла напротив него, глядя сверху вниз торжественно и нахально, в то же время продолжая махать ножищем.
Наконец, боковым зрением Николай отметил, как за её спиной начала собираться толпа зрителей. Подумать только она машет ножом посреди толпы мимо-проходящих, и никто её не останавливает, не хватает за руку, не надевает смирительную рубашку! Она же чокнутая! Она натурально сумасшедшая, а совсем не так, как ему показалось «с лёгкой печатью на лице».
-– Женщина, уберите нож, – кто-то из толпы собравшихся наконец-то догадался высказать, мать их, «мнение на тему»! Строгим мужским голосом.
Николай не мог оторваться от ножа, чтобы посмотреть на мужчину.
Толпа увеличивалась, и кто-то уже шептался: «позовите полицию, женщина не в себе…»
–– «Женщина не в себе…» – повторило его сознание, – идиоты, да она же из дурки сбежала…
Не успел он как следует озариться таким открытием, как Татьяна резко обернулась всем своим вполне полным телом – с ножом в вытянутой руке, и машинально полоснула по щеке говорившего мужчины.
Из под лезвия брызнуло красным. Одним выдохом ахнула толпа! Кто-то взвизгнул. И Николай потерял сознание. Он увалился на скамейку точно куль с песком.
В несколько рук Татьяну схватили, вытащив нож из её сразу размякших пальцев. Она озиралась. Толпа увеличивалась, люди кричали: «врача сюда, срочно позовите врача!
–– Полицию, кто-то позвоните в полицию!
Кровь стекала по лицу пострадавшего: между пальцев, по руке – поверх куртки до локтя, и капала на пол… Брызги разлетались ярко-красными искорками.
Вскоре прибежал служащий в метро полицейский, за ним следом двое врачей в белых халатах. Мужчину срочно положили на соседней скамейке, на рану наложили положенные повязки, после чего все быстро побежали к экскаллатору, судя по всему в мед-пункт, вероятно – зашивать щёку.
В толпе шептались: «а если бы в глаз?» А рядом уже громко: «да чего там в глаз, а если бы по горлу? Она бы его на ровном месте зарезала как циплёнка – насмерть! Она же невменяемая, вообще без контроля!»
Кто-то помог положить Николая на носилки, другие пошли сопровождать, чтобы свидетельствовать. В толпе уже вовсю орудовали блогеры, снимающие на свои айфоны и андроиды, кто-то выспрашивал свидетелей на камеру, явно изображая расследование. В общем собралась толпа, шум и гам, вспышки и щелчки затворов камер – толчея в метро обретала определённые черты для Новостей дня.
*****
Очнулся Николай в больнице, вернее в больнице пришёл в себя, а очнулся в машине скорой помощи, но – тут же снова выключился – попросту заснул.
А когда проснулся, рядом с койкой обнаружил на удивление быстро материализовавшегося следователя, который тут же начал задавать вопросы. Выяснять, что произошло в метро. Николаю с горем пополам удалось объясниться.
В нём отчаянно боролись: он сам – прежний, который по сути защитил когда-то бывшую жену, когда сам по её милости оказался зарезанным, что та свинья в беспамятстве скандала. Перед судьёй он – благородно, как это понимал благодаря так называемой совести – изображал, будто сам себя случайно зарезал прямым ударом кухонного
