После отсидки с ближайшей командой был отправлен на запад. Еще не на фронт. Как ехали через всю страну, как в Иркутске меня встретили мама, папа и Гутя, писать не буду. Эшелон через Москву был направлен в Череповец. Здесь шла формировка дивизии. Помню, ходили между нами командиры и нахваливали разные военные специальности.
Я и еще ребята, с которыми я был на востоке, решили идти в разведчики. Романтика!
Так я был зачислен во взвод пешей разведки рядовым 1263 стрелкового полка 381 стрелковой дивизии. Снова эшелон, короткий период учебы (лагерь в лесу под Можайском), и на фронт. К тому времени уже был освобожден Калинин. Наша дивизия вошла в 3-ю ударную армию. В ноябре 1942 года начались фронтовые будни. Еженощный поиск. Таким образом — Калининский фронт, взвод пешей разведки 1263СП 381СД 3-й ударной армии.
В декабре 1942 г. награжден медалью «За боевые заслуги» и был принят в кандидаты ВКП(б).
20 марта 1943 г. был тяжело ранен под Новосокольниками. Госпитали: Великие Луки, Калинин, Иваново.
В январе 1944 г. признан инвалидом второй группы. Приехал в родной Иркутск. В феврале 1944 г. был принят в театральную студию при Иркутском областном драматическом театре. А в августе 1947 г. закончил ее и был принят в основной состав театра.
Преподаватели: Н. А. Медведев, М. М. Лященко, Г. К. Крыжицкий, П. Г. Маляревский, А. И. Руккер (грим).
Сыграл более 20 ролей. Вот некоторые из них: Ваня Земнухов («Молодая гвардия» А. Фадеева) — почетная грамота Иркутского обкома ВЛКСМ за эту роль; Гончаренко («Под каштанами Праги» К. Симонова); Медведев («Слава» В. Гусева); Гарри Перебейнога («Губернатор провинции» бр. Тур); Миле («Госпожа министерша» Нушича); Яков Яссе («Заговор обреченных» Н. Вирта); Соленый («Три сестры» А. Чехова) и другие.
В 1949 г. был принят на режиссерский факультет ВГИКа[3] в мастерскую Г. Александрова. Конечно, и М. Ромм, и И. Пырьев, и другие мастера в какой-то степени были моими учителями, но официально наш курс вел только Г. Александров.
В 1955 г. закончил ВГИК, получил диплом с отличием и был принят на «Мосфильм».
Обнимаю, Леня. Продолжение следует».
Письмо-продолжение, к сожалению, не сохранилось.
Более подробными сведениями о том, как Гайдай провел первые месяцы войны до его призыва в армию, поделился друг его юности Павел Нестеров, позже выбравший военную карьеру и дослужившийся до полковника:
«После окончания школы в 1941 году, уже с сентября, практически все одноклассники-мальчики были призваны в армию. Часть из них сразу оказались на фронте. Только я и Леня оставались дома[4]. Конечно, мы тоже с нетерпением ждали призыва, рвались защищать Родину. А пока Леня устроился рабочим сцены в драмтеатр, я — временно рабочим на мясокомбинат. Мы часто встречались, он с восторгом рассказывал, что ему позволяют выступать в массовых сценах. Когда же в Иркутск прибыл Московский театр сатиры вместе с Владимиром Хенкиным, он дважды помог мне побывать на его концертах.
В начале января сорок второго года он поделился со мной желанием пойти учиться в мединститут, где объявлен набор с сокращенным курсом 2,5 года. Фронту нужны медики. Он уговорил и меня: «В армию нас не берут — пойдем учиться» Сдали аттестаты, наши хорошие оценки позволили поступить без экзаменов. С 18-го февраля должна была начаться учеба. Но в первых числах февраля Леня зашел ко мне домой: «Вон у меня повестка о явке в армию» Через день-два и я получил такую же. Из института аттестаты нам не вернули, сказали, кончится война, придете учиться. Вот так началась наша с Леней служба в армии».
Итак, в начале февраля 1942 года Гайдай, которому только-только исполнилось 19 лет, оказался в Монголии. Об этом коротком периоде в жизни Леонида нашлось что рассказать его однокласснику Владимиру Соболю:
«В первые дни войны в Иркутск был эвакуирован московский Театр сатиры под руководством Хенкина. В нем Гайдай и устроился рабочим сцены, открывал занавес. Отсюда и ушел в армию. Мы переписывались. Как-то после длинного перерыва приходит письмо, обычный солдатский треугольник. Разворачиваю, там фотография. Тумбочка солдатская, на ней свечка, Леня стоит на коленках. И надпись: «Каюсь, грешен, что давно не писал. Исправлюсь» Тогда Гайдай писал: «…Призван в армию в кавалерию. Служу с твоим братом Валентином на станции Ага. Вместе с сослуживцами заарканиваем диких монгольских лошадок, приучаем их к узде, к седлу и затем отправляем на фронт. Так вот, представь себе, мы садимся на этих монгольских лошадок, ноги наши на земле, а лошадки из-под нас выходят. Они ведь низкорослые».
Через четверть века Гайдай, когда будет снимать «Кавказскую пленницу», вспомнит об этом комическом опыте — и усадит Шурика на осла. Но, пожалуй, в фильме этот эпизод лишен того эффектного контраста, на который явно рассчитывал режиссер, во многом потому, что артист Александр Демьяненко был среднего роста, в отличие от высоченного Гайдая, который, надо полагать, и впрямь выглядел уморительно, объезжая коренастых монгольских лошадок.
Впрочем, включение в творчество автобиографических мотивов, судя по всему, было важно для Гайдая не только из-за комизма. По сути, в этом он мало отличался от Феллини или Тарковского — признанных мэтров авторского кино, которые уж точно были помешаны на своей биографии. Но у них автобиографические вкрапления чаще всего носят исповедальный характер (а нередко граничат с саморазоблачением, чтобы не сказать эксгибиционизмом). Гайдай — совсем иное дело. Ему нечего было скрывать и не в чем каяться, однако подчеркивание своего личного начала в фильмах (тоже стопроцентно авторских) являлось для него не менее важным фактором, лишний раз напоминающим, кто именно дирижирует комедийной симфонией. Гайдай тоже был честолюбив, хотя и в разумных пределах.
Другой случай приводится при всяком упоминании гайдаевского военного прошлого — он очень эффектен и опять-таки послужил основой для общеизвестного киноэпизода. Леонид, как решительно все его ровесники-сослуживцы, рвался на фронт. С каждым прибытием на станцию Ага военкома в части наступал ажиотаж. Но только Гайдай решился на выходку, подобную тем, которые он позволял себе в школе.
— Кто хочет на фронт, шаг вперед! — строго обратился военком к выстроившимся перед ним юношам.
Разумеется, тут же шагнули все.
— Так, а кто пойдет в пехоту?
— Я! — тотчас выкрикнул Гайдай и сделал шаг вперед.
— Хорошо. А кто в артиллерию?
— Я! — снова гаркнул Гайдай и сделал еще один шаг. Военком уже не обращал на него внимания.
— В разведку?
— Я! — не унимался Гайдай.
— Да подождите вы! — наконец не выдержал военком. — Дайте огласить весь список!
