Майор Майк сделал глубокий вдох, едва не проглотив сигару.
— Еще раз, говорю, Порта, ты будешь замечательно выглядеть в петле.
Порта пожал плечами.
— Сами знаете, герр майор, одно украшение не делает елку рождественской.
Майор ушел, бормоча что-то неразборчивое. Мы расслышали только слово «мерзавец».
Порта громко позвонил в алтарный колокол и заорал:
— Бар открыт! Бар открыт!
Жаждавшие подошли группами и встали в очередь.
— Кружка в правой руке, деньги в левой! Сперва платите, потом наливаем!
Цены были разными, хотя порции — одинаковыми. Обершарфюрер СС платил больше, чем фельдфебель-танкист. А батальонный писарь — вдвое больше обершарфюрера.
Малышу пришлось дважды вмешиваться и предотвращать драку. Удар огнеметом по затылку восстанавливал мир. Потом вдруг нас атаковал противник. Марокканцы в коричневых бурнусах бесшумно вырезали наших дозорных. И спрыгивали с утеса, ведя по нам огонь с трех сторон.
Мы сошлись в убийственной рукопашной схватке. Малыш схватил кувшин со спиртом и спрятал в одном из домов. Потом выбежал наружу, огнемет его изрыгал пламя. Легионер стоял спиной к стене и орудовал топором.
Потом появились «джабо» и стали поливать сцену огнем из автоматических пушек. Смуглые ребята продвинулись слишком далеко, и дьявольский огонь американских самолетов косил их.
Дома вспыхнули. Один старый крестьянин сделал отчаянную попытку заливать пожар из кастрюли. Потом кастрюля вылетела из его руки, вода расплескалась во все стороны, земля вздыбилась, и по нему пронеслась тень самолета.
Артиллерийский огонь. Тучи пехотинцев. Мы отошли. Те немногие, кто оставался в живых и мог передвигаться. Построились вдоль дороги. Санитарные машины стояли в укрытии под деревьями. В одну из них мы уложили Старика, хотя потребовались все наши сигареты и все доллары Порты, чтобы ему дали место. Когда он делал вдох, всякий раз было видно одно легкое. Мы пожали ему руку; потом машина с громадной скоростью помчалась к Риму.
Майка положили в армейский грузовик вместе с четырьмя другими тяжело ранеными. Его правая рука была раздроблена. Рядом с ним мы положили коробку сигар, и он благодарно кивнул.
Орла мы похоронили у обочины дороги. Ему оторвало гранатой обе ступни. Могилу мы вырыли неглубокую, не положив на тело ни креста, ни каски. Лишь слегка притоптали землю.
— Гори медленно в аду, грязная тюремная крыса, — сказал Барселона.
К нам подошел лейтенант Фрик. Голова его была забинтована, видны оставались только рот и один глаз.
— Взять оружие. Мы снова идем вперед. Гренадеры отступили, а позиции нужно удержать любой ценой. Я головой отвечаю за это.
Мы взвалили пулеметы на плечи. Среди нас приземлились свистящие снаряды.
Барселона упал. Двое десантников унесли его. В животе у него засели снарядные осколки. Хайде завертелся волчком, пулемет выпал из его рук. Его затылок и плечи представляли собой сплошную рану. Мы отправили его в тыл с несколькими гренадерами.
Лейтенанту Фрику оторвало голову. Из шеи ударил фонтан крови.
Мы заняли позицию в наполненной грязью воронке — Порта, Малыш, Грегор Мартин и я. Последние из пятой роты. Все остальные были в госпитале или на том свете. Я неожиданно оказался повышенным до командира роты, возглавив роту из четырех человек. К нам присоединились другие маленькие группы, остатки рот и батальонов. Мы держались еще пять суток. Потом за нами приехали грузовики. Нас прикрывали десантники.
Последний бой при Монте-Кассино окончился.
* * *
Дорогой читатель, если во время отпуска будешь проезжать через деревню Кассино, остановись на минуту, когда подъедешь к дороге, ведущей к монастырю. Выйди из машины и склони голову в память о погибших на этой святой горе. Если ты прислушаешься, то, возможно, услышишь грохот взрывов и вопли раненых.
