Я все пыталась дозвониться до своих по мобильному, то сыпалапроклятиями, то молилась — никто не отвечал. Если с ними что случилось, этотолько моя вина. Если бы я не выпила тот отравленный джин и сумела бы убитьХеннесси… если бы я не встречалась Дэнни… Тысячи мучительных «если» терзали мойум. Обычно от пещеры до нашего дома выходило полтора часа езды. Кости добралсяменьше чем за тридцать минут.
Мы остановились прямо перед передней дверью, и я перваясоскочила на землю и, взбежав по ступенькам крыльца, ворвалась в открытуюдверь. И мой разум отказался воспринять то, что открылось глазам. Япоскользнулась на растекшейся по полу красной луже и разбегу ничком упала напол. Кости, не отстававший от меня, проявил большую осторожность. Он вздернулменя на ноги.
— Хеннесси и его люди могут быть рядом. Ты никому непоможешь, если сейчас сорвешься!
Его голос звучал жестко, зато он пробился сквозь паралич,охвативший мой мозг при виде крови. Ранняя тень сумерек легла на небо. Бледныеянтарные лучи черного солнца осветили невидящие глаза моего дедушки,распростертого на полу кухни. Горло у него было разорвано. Это в его крови япоскользнулась. Вырвавшись из рук Кости, я вытянула из ножен ножи и сжала их,готовая метнуть в первого нелюдя, показавшегося на глаза. Кровавый след велвверх по ступеням, багровые отпечатки ладоней… Мы пошли по этому ужасному следу.Кости втянул ноздрями воздух и придержал меня на площадке.
— Слушай. Я едва улавливаю их запах, так что думаю,Хеннесси и тех, кто с ним был, рядом нет. Но ты держи ножи наготове и швыряй ихво все, что движется. Побудь здесь.
— Нет, — сквозь стиснутые зубы проговорилая. — Я иду туда.
— Котенок, не ходи. Давай я посмотрю. А ты постереги.
Его лицо морщилось от жалости, но я его не слушала. Горесжалось во мне в тугой клубок, которому еще предстояло развернуться. Позже,много позже, когда все вампиры и прочие, кто это сделал, будут мертвы.
— Уйди с дороги.
Никогда в моем голосе не звучало такой угрозы. Он отступил,но прошел за мной следом. Дверь в мою спальню взломали пинком. Она висела наодной петле. Бабушка лежала на полу лицом вниз, ее пальцы были сведенысудорогой, словно она и мертвая пыталась уползти от преследователей. У нее нашее виднелись две раны, одна мелкая, одна сквозная. Как видно, она, уже умирая,доползла по ступеням ко мне в комнату. Кости опустился рядом с ней на колени иповел себя странно. Он обнюхал раны у нее на шее, взял с моей кровати подушку иподнес ее к лицу.
— Ты что делаешь?
Господи, он что, проголодался? От этой мысли меня пронялзловещий озноб.
— Я их чую. Четверо, в том числе Хеннесси. Я чую наэтой подушке твою маму. Они ее забрали. И здесь не так много крови. Она неумерла.
От облегчения и ужаса у меня подогнулись колени. Она ещежива; может быть, жива. Кости обнюхивал комнату, как страшный белый пес. Следвывел его обратно на лестницу. Я слышала, как он движется по кухне, и понимала,что он так же обнюхивает дедушку. Думать об этом было невыносимо. Я нежноперевернула бабушку на спину, и ее открытые глаза уставились на меня с укором.«Это все ты виновата!» — безмолвно обвиняли они. Подавив рыдание, я закрыла ейглаза и послала к Небу молитву даровать ей покой, потому что мне-то его большене знать.
— Спускайся сюда, Котенок. Кто-то идет.
Я прыжками сбежала по лестнице, стараясь не наступать накровавые отпечатки. Кости комкал что-то в ладонях. Сунув комок за пояс, он развернулменя к двери. Шум мотора слышался на дороге примерно в миле от дома. Я досталаоставшиеся ножи и теперь сжимала в каждой руке по два.
— Это они? — с надеждой спросила я.
Больше всего на свете мне хотелось растерзать сотворившихэто зверей. Кости встал рядом со мной, расставив ноги и щурясь:
— Нет, это люди. Я слышу, у них бьются сердца. Давайуйдем.
— Погоди! — Я в отчаянии оглядывалась, на руках иодежде осталась кровь моих родных. — Как мы узнаем, куда они забрали маму?Я не уйду, пока не узнаю, кто бы сюда ни явился.
Он вскочил на свой мотоцикл и, развернув его, короткимкивком приказал мне садиться.
— Они оставили записку. В кармане у твоего деда. Она уменя. Едем, Котенок, они уже здесь.
И верно. В ста ярдах от крыльца машина встала, и из нее выскочилидетектив Мэнсфилд и детектив Блэк с револьверами в руках.
— Стоять! Ни с места!
Кости спрыгнул с мотоцикла и, не успела я и глазом моргнуть,заслонил меня собой. Он хотел защитить меня от пуль, которые ему почти ничем негрозили, а меня могли убить.
— Садись на мотоцикл, Котенок, — велел он тихо,так что им не было слышно. — Я тебя догоню. Надо уходить. Их навернякавызвали для прикрытия.
— Руки вверх! Бросай оружие!
Мэнсфилд медленно приближался к нам. Кости послушно вытянулперед собой пустые руки. Он тянул время.
Что-то холодное зародилось во мне и стало расти, вытесняяболь и горе. Кости собирался получить две полные обоймы в спину, прикрывая нашебегство. Или позволить им надеть на себя наручники, а потом вырубить их. У менябыли другие планы.
Оба детектива нацелились на Кости, видя в нем главнуюугрозу. Они имели глупость позабыть старую поговорку, предостерегающую тех, ктонедооценивает силу женщин.
Я шагнула из-за плеча Кости, подняв руки, развернув ихладонями к себе. Мэнсфилд успел сделать еще один шаг, и я метнула первый нож.Клинок рассек ему запястье, и детектив выронил оружие. Блэк не успелсреагировать, а я уже метнула второй, и он тоже рухнул наземь, с криком зажимаяокровавленное предплечье. Попасть в неподвижную цель было проще, и миг спустяобе руки у каждого были парализованы. Серебряные клинки торчали в запястьях.
Кости вскинул бровь, но промолчал и уселся ко мне за спину.Мы погнали прочь, и их вопли скоро затихли вдали.
22
Чтобы скрыться от чужих глаз, мы проехали по грунтовойдороге и между деревьями. Временами я слышала звук сирены. Впереди сидела я, ноправил Кости. Он вилял между деревьями на скорости, от которой меня при другихобстоятельствах стошнило бы от страха. Теперь мне хотелось, чтобы он гнал ещебыстрее. У самого шоссе он остановился. Было уже темно, свет утонул в тенях.Кости положил мотоцикл набок и прикрыл ветками, обломав их с ближайшего дерева.До большой дороги оставалось около сотни ярдов.
— Жди здесь. Я мигом, — загадочно распорядился он.
Я озадаченно смотрела, как он идет к дороге. У обочины оностановился. Поток машин был не слишком плотным — к семи часам большинство ужедобралось с работы домой. С места, где я стояла, он был хорошо виден, и виднобыло, как глаза его разгораются пронзительным зеленым сиянием.
