не кажется, — Пятый помедлил. — Только мы с Лином никак не можем понять, почему это так работает. Мы не в системе. И она не может так на нас реагировать. Но, тем не менее…
— В любом случае, нам нужно использовать эту закономерность, — закончила за него Берта. — Разбираться будем после. У нас уже в данный момент огромное количество материала, с которым работать и работать. Сейчас — нас торопят, на нас едва ли не давят, поэтому придется идти так, как мы идём, ничего другого не остается.
— Мы тут за последние двое суток отстали от жизни, — заметил Скрипач. — Что у вас, из-за чего спешка?
— Марфа, — коротко ответила Берта. — Она уже несколько раз мне намекала, что лучше бы нам закончить побыстрее, и уходить.
— Почему? — спросил Ит.
— Она не объясняет. Просто всё чаще заговаривает об этом, — Берта покачала головой. — Я, конечно, попробую дознаться, в чём причина, но…
— У нас ещё две недели, — напомнил Скрипач. — Разве нет?
— По договору да, именно так и есть, — кивнула Берта. — Но Марфа торопит. И мы пока что так и не поняли, из-за чего.
* * *
Маленькая комната. Музыка, всё та же музыка, из колонки. Женское тело, несуразно огромное, раскинувшееся на кровати. И тихое потрескивание огня там, за дверью.
— Бетти, у меня вопрос, — осторожно начал Скрипач. — Скажите, вы не будете против, если я прикрою собачку чем-нибудь?
— Зачем? — спросила она безучастно. На Скрипача Бетти в этот момент не смотрела, взгляд её был устремлен в потолок. — Он же не может сделать вам ничего плохого.
— Не «зачем», а потому что нам больного его видеть таким, да и вам тоже, — мягко произнес Скрипач. — Это лишняя боль, лишнее напоминание о том, что случилось. Думаю, вам стало бы легче, если бы мы почтили его память, и скрыли его тело… ну, хотя бы тканью. Чтобы вам не было так больно на него смотреть.
— Я же всё равно буду знать, — со вздохом ответила она. — Хотя… закройте, если вам это кажется хорошей идеей. Хуже точно не будет.
— Именно так, — покивал Скрипач. — Хуже не будет.
Он поднял с пола какую-то тряпку, и осторожно накрыл маленькое тельце собачки.
— А знаете, почему я назвала его так? — Бетти вдруг улыбнулась. — Я соединила наши имена — в его имени. Гектор и Бетти. Гетти. Здорово, правда?
— Очень здорово, вы молодец, — похвалил Ит. — Это действительно замечательная идея, соединить два имени в одно. Символично.
— Точно, это и был символ, — кажется, она оживилась — если, конечно, тут в принципе подходило это слов. — Каждый раз, когда я звала его, я думала, что зову одновременно Гектора и себя. Он очень, очень славный…
— Скажите, а если бы настоящий Гектор пришел к вам, что бы произошло дальше? — спросил Ит. — Сейчас тут есть пожар, был Калеб, теперь случайно заглянули мы, но… если бы пришел Гектор, чтобы произошло? Или должно произойти, когда он придет? — поправил Ит сам себя.
— Он бы меня спас, — Бетти вздохнула. — Вызволил бы отсюда. Вообще отсюда. Из трейлера, из моего ужасного тела, из этой жизни. Я чудовищно выгляжу, и знаю об этом. И знаю, что должна быть другой. Молодой, тоненькой. Мне стыдно, что я такая. Я ведь даже на улицу почти не выходила, только смотрела через дверь на патио, когда Гетти там гулял.
— Через дверь? — с интересом спросил Скрипач.
— Да, через вот эту, — она указала рукой в сторону. — Это запасная дверь, она очень узкая, и открывается не полностью. Старая, сломалась, наверное. Мне в неё ни за что не пройти, а вот Гетти выскакивал, и бегал. Здесь, рядом, он никогда не отходил далеко. Он был умный мальчик, и храбрый. Такой храбрый, мой малыш. Пытался отогнать Калеба… а тот… господи, за что мне это…
Она заплакала. Ит и Скрипач стояли молча, ожидая, когда она снова заговорит.
— Простите, — сказала она, и вытерла лицо рукой. — Неправильно так плакать, но я ничего не могу с собой поделать.
— Ничего, ничего, — утешающе произнес Скрипач. — Это как нормально, плакать по тому, кто был дорог. Но вы не рассказали про Гектора. Он бы спас вас, отсюда, от всего, а дальше? Вы бы куда-то отправились потом?
— Конечно, — Бетти улыбнулась. — В летающий замок, который принадлежит Гектору. Мне бы там подарили новое тело, красивое, молодое, стройное. Тело, которое он бы полюбил. И мы бы жили в этом замке, вдвоем. И путешествовали бы везде.
— Где именно? — спросил Ит.
— Вообще везде. Между звездами и планетами. Мы бы выбирали самые красивые, самые лучшие, и жили бы там, пока не надоест, а потом отправлялись бы дальше.
Так… Ит бросил взгляд на Скрипача, тот кивнул. Вот это уже горячее, как говорится. Ни Варвара, ни Алге не упомянули в разговорах ни про звезды, ни про миры. Алге так и вообще их отрицала, утверждая, что планета, на которой есть жизнь, всего одна, а фантастика не более чем сказки для взрослых. Бетти же сейчас говорит о них, причем достаточно уверенно. Кажется, Фэб и Берта не ошиблись в своих предположениях.
— А летающий замок — это вообще как? — спросил Скрипач. — Почему он летает?
— Потому что у Гектора такая работа, — Бетти задумалась. — Я не знаю, как она называется, но она как-то связана с летающим замком. Сто раз видела этот замок во сне, но что за работа, так и не поняла. Наверное, я слишком глупая, — самокритично призналась она. — Мне просто не дано понимать таких сложных вещей.
— Бетти, а каким было бы самое первое место, куда бы вы отправились? — спросил Ит. — Вы говорили, что видели Гектора в снах, верно? Вы ведь знаете, что это за место, и где оно находится? Он говорил вам об этом во сне?
— Да, — она улыбнулась. — Он показывал мне эту звезду на небосклоне. Маленькая белая звезда, которая далеко-далеко, и не совсем здесь, как он сказал. Свет этой звезды идёт до нашей планеты почти двадцать световых лет, и там есть чудесная планета, на которой всегда тепло…
Маркер! Первый маркер, и, видимо, хотя бы намек на первую итерацию. Не спугнуть бы только Бетти…
— И в какой же части небосклона находится эта звезда? — спросил Ит.
Бетти задумалась.
— Я не знаю, — сказала она неуверенно. — А как это понять, в какой части?
— Ну, допустим, летом мы видим на небе одни звезды, зимой другие, — сказал Скрипач. — Звезда может быть над горизонтом, или высоко, над головой. Где была та самая?
Бетти задумалась. Нахмурилась.
— Я видела этот сон летом, — сказала она без особой уверенности. — Кажется, в августе. Мы гуляли с Гектором здесь, неподалеку, и он указал мне на эту звезду. Она была ближе к центру небосвода, как мне кажется.
— Ночью? — спросил Ит.
— Ну а когда? — Бетти посмотрела на него с легким сожалением. Что, мол, ты как маленький? Когда быть на небе звездам, если не ночью?
— Ясно, — покивал Ит. — Красиво, наверное, было. А он сам красивый?
— Гектор? — Бетти рассмеялась. — Он самый красивый мужчина на свете. У него длинные чёрные волосы, голубые глаза, белая-белая, как мрамор, кожа, сильные мышцы, и… — она зарделась. — Удивительное благородное и печальное лицо. Здесь нет таких лиц. Он совершенство.
— Он похож на те фигурки, которые вы собирали? — спросил Скрипач.
— Нет, — она засмеялась. — Это фигурки похожи на него. Немного, совсем немного. Для меня они стали образами, просто чтобы легче было думать о нём тогда, когда мысли отвлекались на что-то другое. Чтобы не забывать. Я завтракала, обедала, и ужинала, глядя на них, я брала иногда кого-то из них в спальню, чтоб, засыпая, настраиваться на нужный лад. Никто не знал, почему я собираю их вот так. К тому же полностью похожих на него героев, по образам которых делаются фигурки, всё равно не существует. И не будет существовать. Никогда.
— То есть он уникален? — Ит сделал Скрипачу знак — не вмешивайся.
— Да, конечно. Он уникален, — подтвердила Бетти.
— И он всегда один? — уточнил Ит.
Бетти снова задумалась. Кажется, она пыталась что-то вспомнить.
— У него были друзья, — ответила она, наконец. — Он говорил, что у него были друзья. Но я никогда не видела их, только слышала, от него.
— И что же это были за друзья такие? — спросил Скрипач с интересом.
— Что-то типа его помощников, — Бетти пожала плечами. — Кажется. Вроде бы они были смешными, и довольно глупыми. Мы про них мало говорили, я почти ничего не помню, — призналась она. — Мы были… как бы сказать… заняты друг другом. И друзья тут уж точно ни при чём.
— Это верно, — кивнул