пришлось пережить.
Джессика познакомилась и провела собеседования почти со всеми учеными, которым предстояло работать в ее группе. Оставался один, и для встречи с ним ей пришлось вернуться в родной город. Она села на поезд до Брэдфорда; в портфеле лежало тоненькое досье с именем человека, с которым ей предстояло встретиться, — Роберт Бинкс. Ей выделили не такие уж большие командировочные, и она могла бы купить билет в вагон третьего класса, но Джессика третьим классом ездить не привыкла. Как-никак, она была богата и могла себе позволить путешествие первым классом. Но если бы она предпочла третий класс, то, возможно, оказалась бы в одном вагоне с отцом.
* * *
С возвращением в Англию у Джесси возникло чувство, что он расплачивается за прежние грехи, но визит в Брэдфорд вызвал у него полное недоумение. Первым делом он наведался в бывший родительский дом, но район, прежде застроенный дешевыми типовыми домами, сровняли с землей и возвели на этом месте муниципальный многоквартирный дом. Уткнувшись в тупик, Джесси решил пойти к дому, где когда-то жила Шарлотта Танниклифф. Там его снова ждало разочарование: новые жильцы заселились лишь полгода назад и ничего не знали об истории дома. Он лишь выяснил, что за последние пять лет дом дважды менял владельцев.
Расстроенный вдвойне, Джесси заселился в маленькую гостиницу рядом с центром Брэдфорда, в каких обычно останавливаются командировочные. На ужин подали весьма неаппетитное варево, и его настроение не улучшилось.
Утро принесло новые надежды; у Джесси появился план. Даже если новые жильцы дома Шарлотты ничего о ней не знали, можно спросить у соседей; те наверняка смогли бы ему помочь. Он сел на поезд в Мэннингем. Только бы найти Шарлотту; она наверняка знала, что случилось с его родственниками.
Несколько неудачных подходов и захлопнутых перед носом дверей, и Джесси наконец узнал, что случилось с Шарлоттой. Правда, он ожидал услышать совсем другое. Напротив дома Шарлотты жила пожилая пара; старички были рады поделиться сплетнями даже с незнакомцем.
Джесси указал на дом:
— Я пытаюсь найти женщину, которая жила здесь, но никто не знает, куда она переехала. Может, вы знаете?
Старички растерянно переглянулись, а потом женщина — маленькая, хрупкая, как пташка, с тонкими ножками и изуродованными артритом пальцами, похожими на когти, — неуверенно спросила:
— Вы имеете в виду миссис Танниклифф?
— Именно, Шарлотту Танниклифф. Знаете, куда она переехала?
— Э-э-э… она не переехала, — с тревогой ответила старуха. — А вы ее родственник?
— Нет, просто друг. Я был в Америке и недавно вернулся, — добавил он, объясняя свое отсутствие.
— Видите ли, мой дорогой, — старуха повернулась к мужу в поисках поддержки, но поддержки не последовало, — к сожалению, миссис Танниклифф умерла. — Она почтительно понизила голос. Джесси онемел, а довольная произведенным впечатлением старуха продолжала: — Такое ужасное дело; газеты трубили об этом несколько месяцев. Странно, что вы не слышали об убийстве. Но если вы были за границей, тогда понятно.
— Вы хотите сказать, что Шарлотту… то есть миссис Танниклифф… убили? — Джесси не верил своим ушам.
— Нет, мой птенчик, — кажется, старухе давно не было так весело, — бедняжка покончила с собой.
— Но вы же вроде говорили об убийстве? — растерянно уточнил Джесси.
— Да, да, но убили не ее; это она совершила убийство. Да, дорогой? — Она снова повернулась к мужу за подтверждением своих слов.
— Да, — послушно ответил тот. Видимо, он подавал голос, только когда его спрашивали.
— Но кого убили, если не Шарлотту?
Старуха была в черном платье, и Джесси в голову невольно полезло сравнение с вороной. Или даже со стервятником, который пирует на останках скандала. Женщина вернулась к рассказу:
— Любовника ее, красавца, кого же еще. — Она понизила голос и заговорила почти шепотом: — Его тело нашли в каменоломне в Бейлдонских пустошах с многочисленными ножевыми ранениями. И это еще не все, — шепотом добавила она. Джесси даже пришлось наклониться, иначе он не расслышал бы ее слова, хотя поблизости в радиусе минимум ста ярдов не было ни души. — Когда его нашли, он был в чем мать родила — ни клочка одежды, представляете? Верно же, дорогой?
— Да.
Джесси начал подозревать, что старик не знает других слов, кроме этого.
— А что было дальше с Шарлоттой?
— Ее нашли чуть позже; повесилась на перилах. — У старухи от восторга чуть слюни не текли. — Ходил слух, что она разорилась, а когда полиция вышла на ее след как убийцы, решила, что игра окончена, и наложила на себя руки. Оставила записку, в которой во всем признавалась.
Джесси в ужасе и отчаянии отвернулся, прошел несколько шагов по дорожке под пристальными взглядами стариков, и тогда муж впервые заговорил без наводящего вопроса:
— У нее была дочь.
Баркер застыл как вкопанный; потрясение сменилось изумлением.
— Что? — воскликнул он и снова повернулся к пожилой паре. — Вы сказали, дочь?
То ли для мужа лишняя фраза оказалась слишком, то ли обычный порядок должен был быть восстановлен, но заговорила снова старуха.
— Точно же, дорогой, — сказала она, — совсем забыла. Дочь же была. — Она огляделась, словно ожидая увидеть вокруг толпу подслушивающих. И снова понизила голос: — Поговаривали, что убили-то любовничка потому, что тот, ну, знаете, подкатывал к дочурке. — Она замолчала и слегка покраснела. — Но то были лишь слухи, а я не сплетница.
Джесси был слишком ошеломлен и не заметил столь вопиющей лжи, а может, бессознательной самоиронии.
— А сколько лет было девочке? — спросил он.
— О, она была уже не девочка, а вполне себе молодая леди, и очень красивая, насколько я помню. Помню, пару раз я даже подумала: да ты разобьешь немало сердец, птичка моя. Видимо, я не ошиблась, — рассудила старуха, — хотя подумать не могла, что она разобьет сердце собственной матери.
— Так вы не помните, сколько ей было лет? — Джесси пытался скрыть растущее волнение.
— Конечно, помню. Пятнадцать. Об этом трубили все газеты.
— Значит, она была пятнадцатого года рождения? — осмелился предположить Джесси.
— Четырнадцатого, — поправила его старуха. — Кажется, она родилась в сентябре или в октябре четырнадцатого, сразу после начала войны.
— А помните, как ее звали? — Джесси еле сдерживал нетерпение.
— Ох, как же ее звали? — Старуха задумалась. — Дженнифер или Жаклин, что-то в этом роде.
— Нет. — Тут старик произнес самую длинную за сегодня речь: — Ее звали Джессика, Джессика Танниклифф. Хотя я слышал, как люди говорили, что она не имела права носить эту фамилию, потому что Танниклифф не был ей настоящим отцом.
Окончание фразы Джесси уже не услышал, так что старик зря старался. Пожилая чета проводила его взглядом; он удалялся прочь по дорожке от дома, спотыкаясь, как слепец.
У него была дочь. Джессика, совершенно очевидно названная в его честь. Слезы катились по его щекам; с каждым шагом он слышал ее имя, которое, сам того не осознавая, повторял вслух: Джессика, Джессика,
