Допрос нужно продолжать. Этот голос в данном расследовании — один из самых громких.
— Так вопрос о твоем отце был слишком щекотливым? — стерев слюну, произносит Малин. — Извини, я не знала.
— Какое он имеет ко всему этому отношение? — После вспышки ярости от вопроса, заданного Малин ранее, голос Луисы снова звучит сдержанно.
— Заявление, о котором я упоминала. Что-то произошло с тобой в детстве. Твой отец — он сделал тебе плохо?
— Он обижал тебя? — Зак придает голосу тон сочувствия и понимания.
— Об этом я не желаю говорить. Я всю жизнь положила на то, чтобы вычеркнуть его из памяти.
Лолло Свенссон совсем успокоилась, словно открыла новую сторону своей личности.
— С кем мы можем пообщаться?
— С мамой.
«Ключ ко всему этому в прошлом», — вспоминается Малин голос Вивеки Крафурд.
— Как нам ее найти?
Имя. Адрес.
— Вам это действительно надо знать?
— Мы должны искать везде.
— Я признаю, что занималась сексом с этими девочками. Но по-доброму. Я была с ними очень нежна и давала им потом деньги. Больше, чем они ожидали.
— Ты ведь не думаешь, что мы тебе поверим? Сколько в этом городе таких синих вибраторов?
Еще раз стукнув Сулимана Хайифа головой об стол, Вальдемар снова уселся на место. По пути к стулу он видит в зеркале свое отражение — лицо осунувшееся, стареющее, ускользающее понемногу с каждым днем. Он прятал лицо под маску, и оно давно сгорело под ней, потому что он следовал импульсам, отдавался самым примитивным инстинктам.
Насилие и сексуальность — одно и то же или нет?
Вальдемар знает: он уступил склонности к насилию. И знает, что никогда не соберется что-то с этим сделать. Ходить на сеансы к психотерапевту — не для него.
— Я не имею к этому никакого отношения!
Сулиман Хайиф всхлипывает, прижимает рукав рубашки к носу, пытаясь остановить кровь.
Вальдемар наклоняется над магнитофоном:
— Допрос Сулимана Хайифа окончен, шестнадцать часов семнадцать минут.
Малин сидит в туалете.
Она уже сделала свое дело, но не встает, ощущая ягодицами края потного круга. Закрывает глаза, думает.
Сулиман Хайиф останется в камере предварительного заключения, пока технический отдел не получит результат, пока краску с вибратора не сравнят с имеющимся материалом.
А потом?
Двадцать лет в тюрьме?
Или домой к своей порнухе?
Лолло Свенссон они отпустили. Они призналась в том, в чем они могли ее обвинить, в остальном против нее нет никаких доказательств. По окончании обоих допросов Свен сказал в проходе между двумя комнатами: «У нас так мало доказательств, и пора остановиться. Но мы должны присматривать за ней».
— Я хочу поговорить с ее матерью, — настаивает Малин.
— Стоит ли беспокоить пожилую даму только потому, что ее дочь фигурирует в расследовании? — Свен с сомнением качает головой.
— Мы должны узнать, что произошло. Это может кое-что дать. Вивека Крафурд говорит…
— Хорошо. — Свен морщится, но уступает. — Зак и Малин, вы допрашиваете ее мать. И сделайте это прямо сейчас. Мы должны повернуть этот камень, пока он еще теплый. Поищите в прошлом.
— А гипноз? — спрашивает Малин. — Сеанс назначен на семь.
— Его можно перенести?
— Но тогда будет совсем поздно.
— Да, ты права.
— И потом, после полуночи я должна встретить Янне и Туве в Нючёпинге.
Лицо Свена в этот момент — она отдала бы годовую зарплату за этот взгляд, за то, как он порадовался вместе с ней, как понял ее тревогу и тоску, перешедшую в необъяснимое чувство скорби.
Малин встает с унитаза, поправляет юбку, смотрит на себя в зеркало. Она бледна, несмотря на оглушительное солнце.
Туве и Янне.
Скоро.
Скоро вы вернетесь домой.
45
Зак подносит ко рту банку с кока-колой, делает глоток, потом откусывает кусок лепешки, в которую завернут салат с креветками; он выступает за края лепешки, как магма из вулкана. Внизу у реки, у отеля «Скандик», останавливаются два черных лимузина с табличками «Сааб», несколько мужчин в темных костюмах выходят, направляясь в отель.
Зак и Малин стоят возле павильона быстрой еды, недалеко от пожарной станции. Перекусывают, пополняя запасы энергии перед допросом матери Лолло Свенссон. Малин еще предстоит ночная поездка на машине в Нючёпинг.
— Видишь этих типов? — Зак указывает на мужчин в костюмах. — Наверняка представители какого-нибудь долбаного предприятия или правительства, приехавшие сюда, чтобы посмотреть какую-нибудь систему вооружения.
Владелец киоска, черноволосый мужчина лет пятидесяти, протирает плиту, не обращая внимания на их разговор.
— Эти продвинутые штучки, которые делают на «Саабе», — никто не знает, в чьи руки они в конце концов попадут и какой вред нанесут.
— Но здесь они приносят огромную пользу, — возражает Малин. — Дают людям работу на многие месяцы.
— Извините, — сурово произносит со своего места за прилавком владелец киоска, видимо все же слушавший их беседу. Говорит он с акцентом. — Я слышал вас. Моя жена погибла во время бомбежки в Фаллужди. Никто не знает, кто выпустил ту ракету. Возможно, там были боеприпасы, произведенные на «Саабе», но что это меняет? «Сааб» или кто-нибудь другой. Каждый сам выбирает, чем он предпочитает заниматься.
Зак выбрасывает объедки в урну возле павильончика.
— А ты стал бы продавать им хот-доги? — спрашивает он.
— Я продаю хот-доги всем, кто готов заплатить.
Направляясь к нужному дому, они проходят мимо пожарной станции. Перед стеклянными дверьми — ни одной красной машины. Здесь работает Янне. Он обожает это место — пожарная станция для него второй дом, наряду с собственным жилищем за Мальмслеттом.
— Фу, как сегодня все склеивается, — говорит Зак. — Похоже, влажность чудовищная.
Малин не успевает ответить — звонит ее мобильник. Она нажимает на кнопку ответа, не посмотрев, чей номер высветился на дисплее.
— Малин! — слышит она голос отца.
Только не сейчас. Хотя — а когда еще?
— Папа!
Зак, идущий рядом с ней, ухмыляется.
— Как у вас дела?
— О, у нас тут просто сказка.
— У нас так жарко, что обалдеть можно.
— Ты бы видела, какой зеленью сияют поля для гольфа, и никаких проблем забронировать время для игры.
