перед настоящей работой Рика, который вряд ли должен был занять должность выше, чем его очередной цепной пёс. Может, просто делал послабления – понимая, что закручивание гаек лишь усугубит ситуацию, и дети только лучше научатся лгать. Ему вовсе не улыбалось вырастить второго Лукаса, бунтаря, который пошёл бы против него. Вдруг этот новый бунтарь оказался бы более успешен? Один сын уже сумел собрать на Годфри компромат и спрятать его так, что все причастные к поискам не смогли найти носитель, на котором он всё сохранил.
В общем, у Рика была возможность. И, похоже, желание – парень не блистал особым умом, но считал, что ему удаётся обманывать отца. Это наверняка должно было потешить его самолюбие. И в конце концов, пусть он и был довольно простодушен, никакого зла в его сердце не задерживалось. Это Харрис и подкупило, когда Джорджина изложила ей свой план.
Так что сегодня Хлоя с нетерпением дожидалась Рика, который должен был привезти в точности то, что они с Джо ему описали. И она дождалась – ещё до того, как Харрис отправилась будить своего подопечного, его младший брат постучал к ней в комнату. Хлоя подорвалась с места, когда услышала стук – она всё утро была как на иголках, и вовсе не желала, чтобы кто-то видел Рика с подозрительной коробкой в руках. Особенно возле её комнаты – мало ли, кто что мог подумать? Все знали, что мальчик помогает своим сёстрам, и все знали о его наивности – один лишний вопрос мог всё испортить. Если бы за дверью оказался кто-то, кто не был в курсе их плана, Харрис было бы нужно любыми способами избавиться от ненужного свидетеля – звучало, конечно, не очень, но девушка уже навскидку придумала несколько отговорок, чтобы отослать незваного гостя подальше.
Но это был Рик. Уставший после ранней тренировки, но довольный – когда Хлоя приняла из его рук коробку, но с её губ ещё не успели сорваться слова благодарности, парень огляделся и шагнул к ней в комнату, склонился к её уху и с детским интересом спросил:
– А зачем вам этот?.. – Харрис поспешила забрать коробку, закрыть за мальчиком дверь, чтобы шёпотом минимально посвятить его в их план – рассказывать ему всё было бы опасно, Рик мог сболтнуть лишнего. Так что девушка судорожно обдумывала, как бы так осторожнее ему рассказать часть своей идеи…
И в спешке не увидела, как кто-то осторожно выглядывает из-за угла в коридоре.
Ноа не нравилась Хлоя с самого первого её появления – он чувствовал, что с ней было что-то не так. Ещё не понимал, не мог разобраться, хоть и не отрывал от неё взгляда весь вечер, когда она приехала к ним домой. Девушка была излишне мила со всеми, часто улыбалась, использовала какие-то свои приёмчики – порой парень моргал и понимал, что вот уже несколько секунд смотрел в тарелку или на своего отца, а не на нового подозрительного человека в доме. Странно, но Годфри тоже был к ней непривычно добр – и все вокруг казались такими милыми, что Ноа просто начинало мутить, когда он слышал, сколько сахара было в голосах его братьев. Даже Аманда, единственная, кто обычно не притворялся дружелюбным, выдавила из себя улыбку, когда Харрис что-то у неё спросила, включая её в общую беседу.
Парня это всё не устраивало.
Особенно его раздражал старший брат, который свалился на него вместе с этой докторшей, с которой теперь будто бы шёл в комплекте. Он был словно пришибленным, постоянно отводил глаза, как если бы ему было, что скрывать. Прятал руки, говорил так тихо, что приходилось молчать и напрягать слух, чтобы услышать его речь. Постоянно запинался, заикался, теребил одежду, что была ему велика. Аманда упомянула, что Лукас потерял память, забыл последние несколько лет своей жизни – но разве это могло быть правдой? Разве можно было забыть то, что было главной проблемой для их отца, но не забыть имена десятков родственников или то, как играть на рояле?
Поиск информации в Интернете ему ничего не дал. Медицина была на стороне его брата – такое и правда было возможно: забыть несколько лет, но не потерять никаких навыков. Можно было даже лишиться памяти полностью, но вспомнить, при необходимости, язык, который когда-то знал. О рояле нечего было и говорить.
Ладно, тогда Ноа им уступил. Ему всё ещё не нравилась эта перемена, не нравилось то, что отец как-то разом перестал обращать на него внимание – но голос разума убеждал, что всё было в порядке. Годфри, всё-таки, был занят довольно важными делами. Лукас только вернулся домой, и всё должно успокоиться, вернуться, как было. Но как-то вдруг отец совсем перестал выделять его из общей группы детей – не здоровался с ним лично, как раньше, даже прикрикнул, когда увидел эту противную Хлою вместе с ними в столовой. Как будто Ноа должен был нести ей и брату обед – обычно этим занимались другие, прислуживать его никогда не заставляли.
Хотя… нет, вообще-то, такое было. И было это тогда, когда Лукас ещё не уехал на лечение.
В тот момент, когда Джорджина тащила их всех наверх, чтобы перебрать для раздражающе беспомощного брата одежду, до Ноа и дошло, что случилось. Он был заменой – был игрушкой для отца, который привык иметь любимчика. Когда его драгоценный Лукас вернулся, пусть и такой – больной, поломанный, – всё внимание Годфри переключилось на него. Бонусом в одном комплекте с любимым сыном шла симпатичная девушка – отец не мог ею не увлечься. Ноа, который занял место брата, теперь должен был его освободить.
Наблюдая за тем, как жалок был Лукас, не справляющийся с инвалидным креслом, с одеждой, неспособный не то, что надеть штаны – даже просто усидеть, снимая футболку, Ноа понял, что не хочет этого делать. Он не хочет уступать своё место идиоту, которого из жалости вытащили из психушки. Не может позволить, чтобы отец ворковал над шрамами на его теле – прошёл год, и за это время Годфри могла надоесть замена в лице младшего сына. Ему могли надоесть и угрызения совести – да, Ноа подозревал, откуда у брата были эти шрамы. Не только с больницы. Парень до сих пор помнил, как в четырнадцать с половиной лет у него начались проблемы со сном, когда в двух этажах ровно под ним буквально из-под земли донеслись крики – и голос показался очень знакомым.
Лукас провинился, но виноватым чувствовал
