в данный момент двойствен, то есть — личный и служебный. Но оставим пока личное... Займемся служебным. Управляющим фирмы является некто Мильбург...
Сэр Феликс Саломон кивнул.
— Да, он был весьма любезен, дав нам необходимые йояснения. И если слухи, что мистер Мильбург обкрадывал фирму, в какой-либо степени основываются на истине, то он, очевидно, больше других помог нам уличить себя.
— У вас находятся все торговые книга фирмы Лайн?
— Да, все, — с уверенностью ответил глава фирмы «Бешвуд и Саломон». — Последние три книга были доставлены мистером Мильбургом лично. Вот они, — он указал на большой пакет, завернутый в желтую бумагу, лежавший на столе возле окна. Пакет был плотно обвязан шнурком и, кроме того, обернут красной лентой с сургучной печатью. Сэр Феликс позвонил. Сейчас же вошел один из служащих.
— Положите эти книги к остальным.
Служащий качался под тяжестью этой ноши, когда выходил из комнаты.
— Мы храним все книги, счета и другие документы фирмы Лайн в особом помещении, — объяснил сэр Феликс. — Они все опечатаны, а печати будут сняты в присутствии мистера Мильбурга, как заинтересованной стороны, и, кроме того, представителя королевского прокурора.
— Когда это произойдет?
— Завтра, после обеда, или, возможно, даже утром. Мы дадим знать Скотленд-Ярду о точном времени, так как мы предполагаем, что это учреждение заинтересовано в деле и пришлет своего представителя.
Он тут же поднялся и распрощался с сыщиком.
Тарлинг снова попал в мертвую зону...
Из Сент-Мэри-Экса на автобусе он отправился в западную часть города.
Во всех своих расследованиях он постоянно заходил в тупик. Сперва он ошибочно подозревал Одетту Райдер, а теперь ошибался, как видно, полагая, что Мильбург повинен в убийстве Лайна.
Несмотря на это, он испытывал чувство удовлетворения от того, что финансовые документы фирмы Лайн будут вскорости проверены. От этой проверки он ожидал многого. Возможно, она выявит убийцу Лайна и, во всяком случае, даст наверняка какие-то новые факты. Он и пошел-то в фирму «Бешвуд и Саломон» для того, чтобы кое в чем сориентироваться. После получения успокоительной информации он вернулся домой с намерением обсудить события с Линг Чу, находящимся сейчас под сильным подозрением в совершении убийства. Когда Тарлинг сказал Уайтсайду, что знает, как обращаться с Линг Чу, он говорил полную правду. С китайским преступником, — а он был готов поверить, что и Линг Чу, его вернейший ассистент, мог оказаться преступником, — нельзя обращаться по-европейски. Уж он-то, известный всему Южному Китаю под именем Охотника-На-Людей, умел выжимать показания методами, не допустимыми никакими писаными законами.
Он вошел в свою квартиру, запер двери и сунул ключ в карман. Он знал, что Линг Чу дома, так как он велел китайцу дожидаться своего возвращения.
Китаец вышел в переднюю, снял с Тарлинга пальто и шляпу и последовал за ним в комнаты.
— Запри дверь, Линг Чу, — сказал Тарлинг по-китайски.—- Я с тобой должен поговорить.
Последние слова он сказал по-английски, и китаец быстро взглянул на него. Тарлинг никогда не говорил с ним на этом языке, и он догадался, что это могло означать.
Тарлинг сел за стол, подперев рукой подбородок.
— Линг Чу, ты никогда не говорил мне, что владеешь английским.
Он не спускал глаз со своего слуги.
— Но ведь господин меня никогда не спрашивал, знаю ли я английский.
К величайшему изумлению Тарлинга, Линг Чу говорил по-английски совсем без акцента и вполне правильно.
— Это неправда, — строю сказал Тарлинг. — Когда ты рассказывал, что слышал об убийстве на улице, я спросил тебя, как ты понял, о чем говорят, если не знаешь языка, и ты сказал мне тогда, что знаешь только несколько простых слов.
— Сказал так потому, что слуге не пристало возражать своему господину, — холодно ответил Линг Чу. — Я хорошо изучил английский язык в иезуитском колледже в Ханькоу. Но китайцу неприлично говорить в Китае по-английски. Да и вообще лучше другим не знать, что китаец понимает по-английски. Но мой господин догадался об этом, потому что он сегодня утром нашел у меня вырезки из английских газет.
Тарлинг сдвинул брови:
— Ты, значит, узнал, что я открывал твой сундучок?
Китаец улыбнулся. И это было необычно, потому что, насколько Тарлинг мог вспомнить, Линг Чу еще никогда не улыбался.
— Как ты догадался? — спросил Тарлинг.
— Газетные вырезки лежали в известном порядке: одна правильно, а другая вверх ногами. Когда я посмотрел на них, вернувшись из Скотленд-Ярда, они лежали все правильно. Не могли же они сами перевернуться? А кроме вас, мой господин, некому открыть этот ящик.
Наступила продолжительная пауза, достаточно неприятная для Тарлинга, потому что из-за его небрежности; непростительной для сыщика, Линг Чу обнаружил факт обыска своих вещей.
— Я думал, что положил их в том же порядке, как вынул... — Тарлинг понимал, что слова эти ничего не прибавят и не убавят, а просто говорил, чтобы скрыть свою неловкость. — Ну а теперь скажи мне, Линг Чу, это правда, все то, что я там вычитал?
— Да, господин, все правда. Маленький Нарцисс или, как называли ее чужестранцы, Маленький Желтый Нарцисс была моей сестрой. Она против моей воли стала танцовщицей в чайном домике, потому что наши родители умерли. Она была хорошей девушкой, господин, и красива, как цветок миндаля. Китаянки в глазах чужестранцев по большей части не кажутся красивыми, но Маленький Нарцисс была похожа на фарфоровую статуэтку, и она обладала добродетелью тысячи лет.
— Она была хорошей девушкой, — повторил Тарлинг, на сей раз говоря по-китайски. Он выбирал слова особого значения, которые выражали почтение к умершей.
— Она хорошо жила и хорошо умерла, — спокойно сказал китаец. — Слова одного англичанина оскорбили ее. Она не хотела подойти к нему и сесть на колени, поэтому он называл ее многими плохими словами. И хотя он опозорил ее, обняв на глазах других мужчин, но она была очень хорошая и умерла почетной смертью.
Снова наступило глубокое молчание.
— Это я понимаю, понимаю... Скажи мне, Линг Чу, когда ты захотел сопровождать меня в Англию, ты и тогда уже решил встретить этого дурного человека?
Линг Чу покачал головой.
— Нет, господин, я о нем даже не помнил. Но когда я увидел его в торговом доме, злость и ненависть нахлынули на меня... Ненависть, которую я считал преодоленной, вспыхнула ярким пламенем.
— И ты желал его смерти?
Линг Чу ответил на вопрос только коротким
