Книга Путинбург - Дмитрий Запольский

Майор в коматозном состоянии лез в карман за удостоверением, не веря в происходящее. На щербатый асфальт заднего двора РУВД падали какие-то бумажки, сложенные в четыре раза ориентировки, крошки табака и конфетки-карамельки. Хиханьки улетучивались как капелька воды на конфорке — каждый присутствующий на плацу делал однозначный вывод: буйный… Наконец, красная книжечка с гербом[479] оказывалась в пухлой руке командира.

— А как я пистолет заберу без карточки-заместителя[480], товарищ генерал? Нельзя по инструкции! — это уже командир глотал воздух.

Пониделко и сам не очень понимал процедуру гражданской казни.

— Как у предателя! — громыхал он, и шея его становилась цвета лампасов. — Дай сюда! Живо!

Он клал ПМ жертвы в карман штанов, вынув обойму. Казалось, что он делал над собой немалое усилие, чтобы не расстрелять майора прямо перед строем. Утром к нему в приемную приходил пожилой армянин, полковник из управления кадров ГУВД, с личным делом «предателя» и мямлил про порядок увольнения старших офицеров милиции. Оказывается, удостоверение забрать можно только после приказа и только с составлением рапорта по управлению кадров. А оружие забрать по инструкции только с составлением рапорта в МВД, причем секретного. И этот рапорт проходит по разделу «Происшествия с участием сотрудников». Необходимо создать комиссию и вынести решение о дисциплинарном проступке, что приведет к снижению показателей ГУВД и все могут остаться без премии.

— Что, вообще все? Весь личный состав?

— Так точно, товарищ генерал! Весь личный состав! Руководящий.

— Верните негодяю личное оружие и служебное удостоверение, пусть будет в следующий раз скромнее!

За первые два месяца в должности начальника ГУВД Анатолий Васильевич уволил трех милиционеров-шоферов за плохо накачанные шины и грязные двигатели пэпээсных УАЗов, девицу секретаршу в каком-то отделе, поинтересовавшуюся у него, почему он орет, пятерых начальников РУВД просто так, человек триста милиционеров непонятно за что и своего зама за владение шестисотым «мерседесом». Затребовав в РУБОП обзорную справку по всем материалам Тамбовской ОПГ, приказал уволить всех должностных лиц ГУВД, проходивших краями по тамбовским по дискредитирующим обстоятельствам. И создать чрезвычайную комиссию при штабе, куда ему прислали пару чуваков от генерала Бобкова, работавшего начальником службы безопасности у Гусинского. Чуваки были из действующего резерва ЦА ФСБ и знали о тамбовских гораздо больше самого Кумарина, так как имели научный подход к предмету ведения, а Сергеич учетов не вел, личный состав не классифицировал и вообще краснознаменных институтов не кончал.

В мусарне Пониделко не работал до этого никогда, он всю жизнь был строевым офицером внутренних войск. Непосредственно до назначения — заместителем начальника военного училища. Суть и конструкцию полицейской работы понимал сердцем и умом, но в детали не вдавался — отлично понимал, что пришел ломать, а не строить. Естественно, врагов нажил невероятное количество, особенно в кругах, связанных с тамбовскими, а следовательно, во всей властной элите. Его начали мочить со всех сторон: статьи в газетах, сюжеты на телевидении о «падающем уровне городской милиции», о том, что преступность заполонила город. И было, в принципе, понятно, что через какое-то время миссия закончится — слишком явно росло напряжение вокруг его фигуры. Я оказался заложником. Быть другом Пониделко означало противопоставить себя всем, особенно губернатору Яковлеву, который все-таки довольно много раздал обещаний кумаринским. Ни для кого в городе не было секретом, что Ирина Ивановна Яковлева общалась с Сергеичем и вообще была интегрирована в схемы. Пониделко шалил как раненый зверь: почти открытым текстом заявлял, что город погряз в грехах, чувствовал себя Бэтменом и мог запретить своему заму, генерал-майору, появляться в здании ГУВД на Литейном лишь за то, что тот промелькнул в секретной сводке РУБОП. Зам, не будь дурак, подал в суд и каждое утро в компании адвокатов приходил на вахту, где его не пускал в здание дежурный охранник-собровец, о чем адвокаты составляли очередной акт и приобщали к делу. Кстати, дело зам выиграл и на работе восстановился через судебных приставов. Еще и отсудил у Пониделко немного денег, а адвокаты на средства тамбовских смогли организовать почти пятьдесят исков от других уволенных офицеров. Почти все выиграли.

Любил Пониделко дизайн. Приезжал в РУВД, причем часто звал меня за компанию. Я был кем-то вроде советника. Типа компаньон, как назвал бы эту функцию Диккенс, то есть основная задача была составлять компанию в трудную минуту, поддерживать морально и ободрять. В райотделе он заходил в дежурку. Смотрел по сторонам.

— Почему у вас атмосфера как в гестапо? Начальник РУВД уже знал: лучше не спорить.

— Не могу знать, товарищ генерал! Никак нет!

Пониделко смотрел на стены, на потолок, задумчиво колупал краску на стенах пальцем-сарделькой.

— Потому что у вас стены синие! Народ заходит и видит: гестапо! Надо перекрасить в приятный цвет.

Начальник ждал вердикта.

— В бежевый.

— Есть перекрасить, товарищ генерал!

И через неделю все (!) дежурные части в районных отделах были выкрашены в бежевый цвет. С привлечением спонсоров или на средства личного состава, так как управление тыла в бюджете соответствующей статьи не имело. Через месяц генерал с инспекцией приезжал в другой райотдел. Заходил в дежурную часть. Что-то не так. Атмосфера опять как в гестапо. Диалог повторялся. Теперь красили в розовый. Соответственно, в остальных районах тоже. Было бы это комично, да только грустно — даже веселые розовые стеночки в дежурных частях не избавляли посетителя от нехороших ассоциаций с Geheime Staatspolizei, главным управлением имперской безопасности времен Третьего рейха. Просто Пониделко это чувствовал, а менты-начальники — нет.

Была у Пониделко замечательная идея: подготовить отряд милиционеров для центра города, которые типа взяток не берут, знают английский язык и могут оказать первую помощь. Ну типа как нормальные полицейские в нормальной стране. И подготовили. Но любовь к цветовым дизайнерским решениям подвела моего друга. Он решил как-то выделить их из серой массы и придумал им фуражки с красной тульей, как у дежурных по станции метро в советские времена. Естественно, их тут же прозвали дятлами. А начальники их тихо ненавидели и сживали со света, резонно предполагая, что, если эксперимент окажется удачным, красные фуражки и английский язык станут обязательным атрибутом всего личного состава. Вскоре все дятлы уволились и на их место пришли правильные пацаны в обычной форме, которые и сейчас крышуют карманников на Невском.

В вопросах кадровых назначений он был просто зайчик. Однажды спросил у меня: