– А Барбара?
– Мы с ней не разговаривали и, надеюсь, больше никогда не увидимся.
– Хочешь, пообедаем вместе?
– У меня полно работы, думаю, нет.
– Давай устроим пикник на лужайке, я приготовил бутерброды.
– Ты приготовил бутерброды?
– По правде говоря, мне их приготовили там, где готовят все необходимое для пикника, включая корзину. Ну как? Позагораем, зарядимся солнечной энергией.
– Ты начальник, тебе решать. Если Салюцци меня о чем-нибудь спросит, я все свалю на тебя.
– Салюцци сейчас с любовницей на катере, вряд ли он тут появится.
– У Салюцци есть любовница?
– Конечно есть! Молодая! Но я тебе ничего не говорил.
– А Ферранте?
– Ферранте – гей, это все знают!
– Хватит, больше не хочу ничего слышать! – закрываю уши.
Мы выходим на улицу, вижу, как Андреа снимает замок со старого велосипеда, прислоненного к столбу.
– Давай садись. – Андреа показывает на раму.
– Нет, Андреа… Моя задница здесь не поместится…
– Давай, вперед, на пикник нужно ехать на велосипеде. Смелее!
Неловко усаживаюсь на раму.
– Жаль, что ты продал свой джип!
– Увидишь, как здорово, ветер развевает волосы, а ты любуешься пустынным городом. Я теперь каждое утро еду в контору на велосипеде.
Едем в парк Семпионе, располагаемся у пруда.
– Как будто мы в Нью-Йорке, тебе не кажется?
– Никогда там не была.
– Съездим как-нибудь.
– Когда? В следующей жизни?
– Нет, думаю, в этой.
Стелем скатерть, садимся.
– Давай бери бутерброд, какой тебе нравится. Вегетарианские, чур, мои!
– Ты заделался вегетарианцем?
– Естественно. Я изгнал мясо со своего стола и тебе советую.
Час от часу не легче. Что с ним происходит?
После обеда ложимся на траву в тени деревьев.
Наконец-то жара спадает, и вместе с ней идет на убыль лето, а я так ни разу и не искупалась в море.
Те проклятые выходные в Портофино не считаются.
Послеполуденный отдых под плеск воды и стрекотание цикад внезапно прерывается криком Андреа:
– О боже, Кьяра, мы заснули! Почти три часа, я опоздал! У меня встреча назначена на полтретьего!
На наших телефонах – куча неотвеченных звонков.
– Что же нам делать?
– Что-нибудь придумаю. Ты пока собери тут.
Мчимся к велосипеду, Андреа на бегу придумывает оправдания с такой легкостью, как я натягиваю джинсы.
Усаживаюсь на раму, стараясь сохранять равновесие, а Андреа во всю мочь крутит педали. Безуспешно пытаясь облегчить управление велосипедом, особенно на поворотах, ерзаю из стороны в сторону.
– Кьяра, прекрати, я ничего не вижу…
Не успел Андреа закончить фразу, как колесо велосипеда оказалось в желобке трамвайных рельсов. Мы кубарем пролетаем метров пять, обдирая коленки, локти, лицо и руки, будто дети, которые только учатся кататься без поддержки взрослых.
Вокруг нас собираются люди, но, не обращая внимания на них, на боль во всем теле, мы хохочем, нас охватывает приступ неудержимого смеха.
– Боже мой, Андреа, не могу, умираю, я не могу!.. Ужасно смешно и ужасно больно. Последний раз я так падала лет тридцать назад, но не помню, чтобы было так больно!
– Тогда у тебя центр тяжести был ниже и кости эластичнее, – смеется он, отряхивая порванные брюки. – Нужно заехать домой переодеться. Поймаем такси, тебе надо продезинфицировать подбородок и коленки!
Андреа свистит, и тут же останавливается машина.
– Я думала, что так бывает только в кино.
– Все зависит от того, как свистнуть. Решительный свист выдает в тебе делового человека, поэтому они сразу останавливаются. Свистишь неуверенно – так и будешь стоять на обочине.
Подъезжаем к его дому.
Симпатичная многоэтажка в аристократическом районе недалеко от проспекта Маджента: квартира для одинокого карьериста с утонченным вкусом – тумбочка у кровати, в ванной нет места для второй зубной щетки, будто тебе сообщают: «Вряд ли ты останешься здесь до утра, поэтому ничего себе, пожалуйста, не придумывай». Кожаные диваны, столик из стекла и кованого железа, стулья в духе Ле Корбюзье, сантехника черного цвета. Красиво, но холодно.
Отличный дом для Гайи Луны.
– Нравится? После ухода жены я немного переделал обстановку, но сейчас снова хочу поменять. Слишком стерильно, безлично, а мне хочется комфорта. Надо будет заказать камин.
Андреа дает мне вату и дезинфицирующее средство, сам идет переодеваться.
– Какой же я дурак, мы чуть не убились… – говорит он, без всякого смущения расхаживая по квартире в трусах. – У тебя все цело?
– Запястье болит и, кажется, опухло. Может, вывих?
Андреа берет мою руку и осторожно ее ощупывает.
– Ты что-нибудь в этом понимаешь?
– В молодости играл в баскетбол… Перелома нет, но надо бы туго перебинтовать. Я отвезу тебя в травмопункт.
– Не надо, я не хочу в травмопункт! – возражаю я.
– Надо. Слушайся меня, я старше, – подмигивает он мне.
Меня все больше удивляют эти качества командира бойскаутов, которых раньше я у Андреа не замечала. Мне с ним хорошо, особенно с тех пор, как он бросил свои идиотские замашки и больше не пытается распластать меня на столе.
– Ты жил здесь с женой?
– Да, – отвечает Андреа, дезинфицируя рану на локте, – но, как видишь, от нее не осталось и следа.
– Сколько лет вы были женаты?
– Пять лет.
Ну да, и два года из этих пяти он спал со мной.
– Нам нужно было расстаться раньше, я всегда ей изменял, но возвращался. В конце концов ей это надоело и она ушла.
– Ты часто об этом думаешь?
Андреа останавливается у шкафа и смотрит на мое отражение в зеркале.
– Я чувствую, это был правильный выбор, – улыбается он с легким оттенком грусти. – Тяжелый, но правильный. Ладно, пошли.
Спускаемся в гараж за машиной, и через минуту мы уже в травмопункте.
Кажется, я знала другого человека. Подумать только, какую зависимость от него я ощущала совсем недавно… А сейчас чувствую себя совершенно спокойно.
Народу в травмопункте мало, но меня пропускают без очереди и просят подождать.
– Я забегу в офис и сразу вернусь.
