Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Из своей практики глубинной психотерапии я делаю вывод: чем больше образов, мифов, сюжетов, сценариев, историй, парадигм открыто перед человеком, тем богаче его жизнь. Чтобы увидеть все это разнообразие возможностей, нужно прекратить отождествлять себя со множеством старых, отживших свое мифов. К числу самых изношенных относится наша фантазия о романтической любви, сценарий, основанный на зависимости – «я нуждаюсь в этом человеке, а он нуждается во мне». Эта скудость воображения порождает множество страданий. Умение пересматривать подобные сценарии представляет собой полезный навык, и этому может научить глубинная психология. То, как мы строим отношения с другими и с собой, зависит от того, как мы воспринимаем мир, от того, какие возможности мы считаем реальными, от наших воспоминаний о прошлом и представления о том, что именно сделало меня таким, какой я есть. Ничто не влияет на качество нашей будущей жизни сильнее, чем мифы, в которые мы помещаем события своего прошлого. Чем больше мы будем ценить, что миф строится из образов, тем меньше тягот и трагедий в нашей жизни будут казаться непреодолимыми.
В наши дни мы сталкиваемся с затруднениями, которых не существовало несколько поколений назад. Особенно труден стал поиск идентичности, хотя это вовсе не должно быть проблемой. Больше сложности означает больше возможностей для выбора контекста, в котором можно разрушить старый миф и построить новый. Пробуждение воображения позволяет обнаружить дыры в стене, о которых прежде не догадывалась пленная душа, подсказки, которых не замечало сердце. Когда моя подруга впервые сказала «нет» человеку, злоупотреблявшему ее временем, для нее это было подобно революции. Это в самом деле была революция, потому что прежде она и «вообразить» себе не могла, что сможет произнести: «Нет, я не сделаю это для тебя».
Избавление от монархии тоже казалось невозможным до Революции. Ограниченное представление о своих возможностях действует, как решетка на окнах, создавая внутреннюю тюрьму. Некоторая часть мировой психологической мудрости хранится в душе каждого из нас и отражается в психологических теориях. Целью этой книги было внести свой небольшой вклад, переведя это теоретическое наследие на язык, очищенный от профессиональных терминов, создать послание следующему поколению, основу моих представлений о следующей реинкарнации глубинной психологии. Психика существует в контексте культуры, и культура эволюционирует, как и медицина, и компьютерные технологии. Чтобы проследить изменения и определить приоритеты, психология может предложить новые образы будущего.
Я не делаю вид, будто знаю, что будет с психологией дальше. Я просто считаю, что для меня мертвы подходы, требующие ригидной веры в заданную теорию психики, как бы ни была интересна эта теория, будь это даже та теория, которая мне импонирует. Все религии заявляют, что помогают построить сплоченные сообщества на основе общих ценностей, однако до сих пор религия больше разделяла людей, чем объединяла. Интеллектуальная охота на ведьм, моральная инквизиция и общественное осуждение также возникает среди теоретиков психологии, как только какую-нибудь теорию объявляют непреложной истиной. Глубинная психология не нуждается во всех этих подтверждениях7, потому что большинство важнейших ценностей, необходимых для нашего психологического выживания, не требуют доказательств в принципе. Вместо этого она требует повышения осознанности. Эта форма сверхосознанности основана на ценностях, которые нам нетрудно принять и разделить, потому что именно они делают нас людьми. Трагедия и комедия, победы и поражения – это не проблемы, которые надо решить, чтобы жить; это и есть жизнь. Это сказки о бытии, сказки о радости, найденной во время мучительной борьбы. Радость всегда была учителем лучшим, чем боль.
Приложение
Научные школы глубинной психологии, библиография как их генеалогическое древо
Каждый, кто пишет о глубинной психологии, предлагает свое видение внутренней жизни, порой согласованное, а иногда противоречивое. Глубинные психологи образуют интеллектуальную семью, чье генеалогическое древо начинается с Фрейда и еще нескольких глубокоуважаемых прародителей. Многочисленные раздоры, разводы и мятежи обязательно случаются в любой семейной саге, подобно тому как конструкционное напряжение возникает в каркасе старого фамильного дома, который нуждается в нашем внимании и требует ремонта. Во многих семьях разногласия вызывают напряжение, но не заканчиваются убийством; ведут к разводу, но не поддерживают упорного взаимного избегания. На Рождество или День благодарения «достаточно хорошая» семья в состоянии собраться за одним столом, несмотря на внутренние сражения и трения. Интеллектуальные семьи обладают тем же набором возможностей и позволяют юным ученикам обрести собственную идентичность посредством двух различных процессов.
Первый – полемический – подход создает конфронтацию идей и таким образом укрепляет способность бороться с любой идеей. Устная защита – это проверка способности новичка отстаивать идеи и служить им подобно хорошему солдату, защищающему свою страну. Этот способ существует, потому что в мире идей действительно не меньше ненависти и войн, чем в мире семей и наций. Причина интеллектуальных войн отражается в базовой философской дилемме, которую не разрешит никакая дипломатия: «Насколько толерантным можно быть к нетерпимости?» Психологические теории не защищены от подобных трений и территориальных войн.
Легко быть толерантным, когда ценности других не угрожают моему инстинкту выживания; труднее приходится девушке, обнаружившей, что ее гомосексуальность интерпретируется как болезнь или грех. Чтобы выжить физически, ей придется сразиться с теорией и ввязаться в войну против семейных ценностей. Многим из моих студентов пришлось деконструировать подавлявшие их мифы. Им это было необходимо, как воздух. История идей полна завораживающих войн, в которых тот, кто отказался сражаться за свою позицию, в конце концов становится жертвой. Мои пушки всегда наведены на сексизм и расизм трех главных монотеистических религий, и когда приходит время идти в атаку, я стараюсь быть отважным маленьким солдатом. Идеи – это интеллектуальные территории: если их оставить без защиты, их тут же колонизируют.
Другой подход, необходимый для строительства интеллектуального сообщества, – дионисийский. Он предполагает, что надо постоянно влюбляться в идеи других членов клана. Тогда человеку хочется инкорпорировать эти идеи, переварить их, стать их живым символом. Это начинается с притяжения, желания повариться в этом культурном котле и попробовать мыслить по вкусным новым рецептам. Мне нравится, как думают люди в этой группе, я хочу к ним присоединиться, учиться с ними, стать одной из них. Подобное чувство голода я испытывала, впервые читая «Новое представление о психологии» Хиллмана (Re-Visioning Psychology). Этим объемным трудом я кормилась довольно долго, чувствуя себя кошкой, которая попала на сыроварню, участницей дионисийской оргии идей, которой я так страстно желала.
Но и дионисийский способ может стать деструктивным, если сильный энтузиазм длится недолго и вызывается то одним харизматичным интеллектуальным лидером, то другим, что делает невозможной настоящую тренировку ума. Вместо группы есть мастер и его поклонники. Все вместе могут хорошо проводить время, переживая чувство сопричастности, но мышление постепенно становится все более поверхностным. «Все получают пятерку, а теперь возьмемся за руки, встанем в круг и не будем обсуждать ничего такого, что может испортить нам веселье!»
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
