и перевооружить войска, поднять на должный уровень артиллерию, развить флот — и это только начало! Что, если за всем этим нам все же удастся подвигнуть христианский мир на новый Крестовый поход и поразить турок? Если и нет, все равно — мы сможем диктовать султану наши условия, пока его брат у нас. Условие это нетяжкое, и все то же — мир. Для того, чтобы, по словам древних, готовиться к войне. Вот как бы и все. Слушаю вас, братья.
— Замечательно! — воскликнул пылкий итальянец-архиепископ. — Все одно к одному, и так складно! Конечно, папа поможет деньгами и влиянием, это не вопрос; скажу больше, само содержание этакого гостя можно возложить на султанскую казну, она это потянет с легкостью.
— Прошу всех подумать, — изрек один из "столпов", — не приведет ли столь странный путь, которым мы надеемся достичь мира, как раз к войне. Причем скорой войне, к которой мы совершенно не подготовлены и которую с такой обреченностью ожидали в прошлом году — благо, Господь отвел. Не обрушится ль Баязид всею силою своей на наш многострадальный остров, чтоб убить двух птиц одним камнем — и нас изничтожить, и своего непутевого брата?
— Если б турки могли напасть, они напали бы и без приема у нас Зизима, — изрек д’Обюссон. — Но было бы наивно полагать, что я понадеялся только на это умозаключение… Слышал я, султан недоволен своим главным военачальником Ахмедом… Несмотря на то, что он разбил Зизима, Баязид подозревает его в сочувствии нашему принцу, и можно предположить, чем это может закончиться для Ахмеда. Известие верное, мне неплохо служат в Константинополе, причем служат не за веру, не за убеждения — все это, к сожалению, теперь легко предается и продается, а как раз за полновесную звонкую монету.
— Это мудро — пригреть принца… — задумчиво изрек другой "столп". — Не выйдет из него вождя против Баязида, так выйдет хорошее пугало, ну а если допустить, что он и вправду станет султаном… Это тоже открывает немалые перспективы…
— Нет, — сказал на это архиепископ, — наш брат и господин вполне справедливо полагает, что это есть прожект фантасмагорический. Еще скажите, что он обратит своих турок в христиан! Поставьте Зизиму это условие, и он унесется от нас быстрее порыва ветра.
— Поразительно, — парировал "столп", — как это наш пастырь совсем не радеет о такой великой цели.
— Потому что я здраво смотрю на вещи и прозреваю их суть и корни. Что возможно — то возможно, а что невозможно — то невозможно. Я привел к подножию святого престола несколько островов со схизматиками-греками, так что после этого упрекать меня в духовном нерадении по меньшей мере нехорошо.
— Братья, братья, — прервал перепалку д’Обюссон, — оставим свары — не о том нынче дума. Давайте о деле.
— Что именно предусмотрено делать? — поинтересовался "столп" Германии.
— Полагаю, коль мы порешим отправить за Зизимом несколько кораблей, то используем те, которые уже стоят в Петрониуме, чтобы избежать ненужных осложнений… Если мы отправим корабли прямо с Родоса, это будет подозрительно, а так — обычный рейд. Как будто мы и не думали искать Зизима, а случайно на него наткнулись. Если же придется вступить в морской бой с турками, то опять же можно будет сказать, что мы дрались только потому, что они первые напали. Поначалу в случае успеха отвезем султанова брата в замок Святого Петра, а здесь все приготовим, чтобы перевезти нашего гостя на Родос. Надеюсь, Господь поможет нам и все устроит.
"Столпы" многозначительно переглянулись — пожалуй, д’Обюссон и так все без них решил: уже и корабли в Петрониуме стоят.
— Да, ничем мы не рискуем, — задумчиво произнес великий госпитальер. — Все правильно, чего тут добавлять.
— У меня вопрос, — изрек орденский адмирал. — Кто поплывет?
— Брат имеет такое желание? — спросил д’Обюссон.
— У нас не может быть желаний — у нас есть исключительно воля нашего брата и господина. Только покинуть остров я, как и любой иной "столп" ордена, могу лишь с разрешения капитула при условии назначения заместителя — собственного лейтенанта.
— Я помню устав, спасибо, — горько усмехнулся магистр, несколько расстроенный бестактностью "столпа" Италии. — Капитул, разумеется, по этому поводу собирать не будем. Поплывет де Зунига, а от себя я, пожалуй, командирую своего бравого лейтенанта — Фабрицио дель Каретто. Поплывешь, сынок… э-э, брат Фабрицио? — поправил сам себя д’Обюссон от стариковской ласки.
— С радостью, — ответил тот.
— Так совет утверждает задуманное?
— Мы утверждаем, — сказали присутствовавшие, — а Господь благословит.
— Отменно. Пусть введут турок. Брат Гийом, — обратился магистр к вице-канцлеру де Каурсэну, заслуженному орденскому книжному червю, бытописателю и историографу, чье описание родосской осады уже было переведено на многие европейские языки и успешно печаталось, — торжественно ознакомь их с нашим решением, а я дам им все требуемые гарантии. Да будет воля Господня!
4
Пока на Родосе совещались и собирались, в замке Святого Петра второй день отдыхали команды орденских судов. Брат Джон Кэндол сдал под соответствующие расписки и прочую отчетность местному казначею привезенные деньги из Ирландии и теперь посвятил свой досуг общению с земляками-рыцарями.
Англичане пировали в своей Львиной башне, рассказывали Кэндолу о событиях последних двух лет. Кое о чем он уже узнал, прибыв на Родос, но там не было ни времени, ни возможности что-то узнать поподробнее, а теперь условия благоприятствовали. Как великого героя, британские рыцари пригласили к себе к столу и Роджера Джарвиса, хоть тот и не был дворянином. Роджер, впрочем, нисколько не считал, что ему оказана какая-то там особая честь, и вообще сомневался, стоит ли ему туда идти.
Как человек вольный и изрядный циник, он относился к феодально-рыцарским пережиткам с недоверием и неприязнью, чему, разумеется, способствовала не утихавшая уже почти тридцать лет гражданская война на его родине. Рыцари и бароны Англии перенесли неудовлетворенный в проигранной Столетней войне воинский пыл друг на друга и, в первую очередь, на своих несчастных подданных.
Друг Роджера сэр Томас Ньюпорт, ныне пребывавший в гарнизоне Петрониума и к которому слух возвратился уже более чем наполовину, все же уговорил его прийти, сказав:
— Я понимаю твое недоверие, но поверь: у нас все просто, как при старом веселом сэре Грине. Мы ценим не чины, а заслуги. Даю слово, что все будет, как надо — а если нет, я уйду вместе с тобой, слово рыцаря.
— Пусть так — я не баба, чтоб ломаться. Схожу к вам, чего ж… Не понравится что, так и уйти недолго.
— Вот речи моряка — коротко и ясно. Я рад, что ты будешь!
— До вечера, сэр Томас! Жаль, что
