часть моего тела словно наполнена пылающими углями, решившими прожечь мою сырую плоть. Но в то же время боль сопровождает странное онемение.
Что случилось? Трудно мыслить ясно, когда в голове смешиваются образы. Не в силах контролировать дыхание, я заставляю себя вспомнить только одну вещь… возможно, образ… который помог бы мне вспомнить. Лицо Рут мгновенно всплывает в моем сознании. Недостающие части встают на свои места. Я помню наш разговор. Помню схватки.
В голове звенит тревога, звук такой громкий, что я ощущаю боль.
Инстинктивно мои руки тянутся к животу. У меня перехватывает дыхание.
Мой голый живот похож на сдутый воздушный шарик. Что-то похожее на огромный лейкопластырь покрывает нижнюю его часть.
— Мой малыш, ― шепчу я, мои руки продолжают ощупывать живот, ища признаки того, что ребенок все еще в утробе, в целости и сохранности. Мне нужно защитить ее от всего мира.
Не обращая внимания на боль, пульсирующую в теле при каждом неосторожном движении, при каждом вздохе, я ощупываю кровать вокруг себя, но чувствую лишь хрустящие прохладные простыни.
Поворачиваю голову, уверенная, что я в больнице, и мой маленький малыш крепко спит в люльке рядом. Я протягиваю руку, но нащупываю лишь воздух. Я не нахожу того, что ищу.
Я не потеряла ее. Я не потеряла своего ребенка. Я испускаю мучительный стон, царапающий мое сжавшееся горло.
— Пожалуйста, Боже, ― задыхаюсь я. — Нет.
— Тише… ― произносит кто-то в темноте. Рут? — Ребенок в полном порядке.
Мои рыдания замирают в горле. Я задерживаю дыхание, чтобы прислушаться. Я вообразила этот звук?
Внезапно включается ночник. В мягком свете я вижу ее лицо. Она сидит в кресле недалеко от кровати.
Улыбка на ее губах не касается глаз. Это женщина в красном шарфе, женщина, которая стояла надо мной, когда я потеряла сознание.
— Доктор Ферн… что? — Мой взгляд скользит по комнате. — Мой ребенок.
Трудно говорить, когда во рту так пересохло.
— Она прекрасный, здоровый ребенок.
Доктор Ферн пододвигает кресло ближе и протягивает руку, чтобы убрать влажные волосы с моего лба.
— Я рада, что успела сюда вовремя.
Мое лицо расплывается в улыбке.
— Малышка. — Слезы сдавливают горло. — Слава Богу. Слава богу, с ней все в порядке.
Я снова пытаюсь сесть, но доктор Ферн кладет руку мне на плечо, прижимая к подушкам. Это лишнее. Боли достаточно, чтобы не дать мне пошевелиться. Просто я так сильно хочу увидеть своего ребенка. Она должна быть в своей детской.
— Тебе следует успокоиться. Тебе нужно отдыхать после экстренного кесарева сечения.
— Кесарева сечения? Почему я лежу дома после кесарева сечения? Разве я не должна находиться в больнице?
— Ребенок чуть не умер. Пришлось действовать быстро. Не было времени, чтобы везти тебя в больницу. — Она делает паузу. — Хорошо, что я умею пользоваться скальпелем.
— Большое спасибо. Спасибо, что спасла нам жизнь. — Снова улыбаюсь. — Могу я увидеть ее… мою малышку?
— Боюсь, это невозможно.
Доктор Ферн встает. Красный шарф сползает с ее шеи на пол. Она не поднимает его.
— Она в порядке?
Во мне поднимается паника. То, что мой ребенок жив, не означает, что осложнений нет.
— Вы отвезли ее в больницу?
— Она в безопасности, и о ней хорошо заботятся. Это все, что тебе нужно знать на данный момент.
Она берет с тумбочки белый пузырек с таблетками и достает две.
— Рут сказала мне, что ты собиралась уехать из города. — Доктор не смотрит на меня, пока закрывает пузырек. — Это было бы глупо.
Я ощущаю холодок.
— Мне нужно было уехать по личным причинам.
— Ты могла родить моего ребенка в каком-нибудь дрянном мотеле, в глуши.
— Что? — Моргаю от замешательства. — Я не…
— Перестань болтать и возьми это.
Она поднимает мою руку с простыни и бросает две таблетки мне на ладонь.
— Они снимут боль.
— Нет. — Бросаю таблетки на тумбочку. — Мне не нужны обезболивающие. Я в порядке.
Разум подсказывает мне, что здесь происходит что-то странное, и нужно выяснить, что именно.
— Как хочешь.
Доктор Ферн наклоняется, чтобы поднять шарф с пола.
Я вижу это и ощущаю дежавю.
— Где мой ребенок, доктор? Я хочу увидеть ее.
Я натягиваю простыню до подбородка и вздрагиваю, как будто в комнате холодно.
Доктор Ферн садится на край кровати и смотрит на меня с холодной улыбкой.
— Милая, она не твоя. Ты была просто суррогатом. Перл моя.
— Перл? ― шепотом произношу я.
— Да. — Она смотрит вдаль с грустной улыбкой. — Так звали мою маму.
— Прошу прощения? — Бросаю на нее недоумевающий взгляд. — Какого ада здесь происходит?
— О, да. Я люблю ад. Каково это, быть в аду?
Я не отвечаю, поскольку мой разум пытается переварить эту ситуацию. Женщина, принявшая у меня роды, с каждым словом все больше напоминает незнакомку.
— Кто ты? — Слова слетают с моего языка, прежде чем я успеваю о них подумать.
— Я думала, ты никогда не спросишь.
Она встает и накидывает шарф на плечи.
Внезапно в моей голове проносится воспоминание. Я видела этот шарф раньше, в другой жизни. Но где?
— Что ж, думаю, давно пора поговорить начистоту. — Она наклоняет голову набок, волосы рассыпаются по плечам. — Меня зовут не Лорейн Ферн, как все думают. До того, как я приехала в Фейпайн, меня называли другим именем… Трейси Пайкс. Доктор Трейси Пайкс.
Я крепче сжимаю простыни.
— Я тебя знаю?
— Скорее всего. Уверена, Дилан упоминал мое имя.
— Дилан?
Ужас расползается по моему позвоночнику.
— Да, дорогая, мужчина, которого ты хладнокровно убила. Он был моим женихом.
Она ждет, когда до меня дойдет смысл ее слов.
Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.
— Ты?
— Я была любовью всей его жизни, единственной любовью его жизни.
Она падает обратно в кресло и скрещивает ноги. Ее глаза не отрываются от моих.
— У нас были взлеты и падения, но мы всегда сходились снова. Пока ты не ворвалась в нашу жизнь.
— Боже мой… я…
— Ты украла его у меня. Ты убила моего ребенка.
Я слишком потрясена, чтобы сделать что-либо, кроме как слушать это признание.
— Я разговаривала с ним в ночь вашей свадьбы.
— Боже мой.
Это она разговаривала по телефону с Диланом в нашу брачную ночь. Она мой преследователь?
— Это была ты? Я думала…
— Да, это я, твой самый страшный кошмар. Ты думала, это твой брат Райан, не так ли? Ты думала, он еще жив? Хорошо. Я хотела, чтобы ты думала, что это он. — Она взрывается смехом. — Нет, дорогая. Твой брат был слишком труслив, чтобы сделать что-то подобное. Видишь ли, тогда я захотела твоей смерти, и мы договорились,
