вытяжки перечной мяты, Мирена больше не кричала. Обессилевшая от боли и слишком раннего пробуждения, она тяжело дышала, подвывая от остатка жуткой мигрени, которую так и не удалось до конца побороть.
– Что со мной? – спросила она Калли, когда к ней вернулась возможность размышлять. – Я умираю, да?
Каллиопа подалась к ней, бережно отирая лоб салфеткой. Она пыталась говорить убедительно, но вполне обоснованно опасалась, что слова её ложны.
– Нет, ты не умираешь. Это всего лишь мигрень. Мы справимся, обязательно справимся, и ты родишь халифу прекрасного сына, который станет правителем Эгриси и прославит род Савлиев в веках.
Она сама не заметила, что уложила голову соперницы рядом с собой и гладила её по волосам, успокаивая, как ребёнка. Опомнилась она, когда ощутила вздрагивания тела Мирены.
– Зачем ты мучаешь меня? – простонала она, всхлипывая, как дитя. – Это неправда, всё неправда. Халиф не любит меня и никогда не любил, а когда я умру, он только порадуется! Я ненавижу тебя за то, что ты заняла моё место в его сердце! Ненавижу! Ненавижу!
Мирена вновь схватилась за голову, сжимая виски. Каллиопа с усилием отвела её руки и положила свои, принявшись натирать кожу под волосами резко пахнущим раствором.
– Тише, тише, – успокаивала она её. – Сейчас всё пройдёт, и ты отдохнёшь.
Мирена прижималась к ногам соперницы, ища спасения. Не отдавая себе в том отчёта, она ощущала искренность её участия, видела, наконец, кого-то рядом с собой, кому было до неё дело. Она вдруг заплакала навзрыд.
– Мне страшно, Каллиопа, – призналась она. – Страшно умирать.
– Не говори так, – утешала её девушка. – Сейчас тебе станет лучше, боль уйдёт.
– Почему ты мне помогаешь?
– Потому что люди должны друг другу помогать. Представь, что будет, если они перестанут это делать.
– Каллиопа?
– Что?
– Ты похожа на няню Софико. Она растила меня до тех пор, пока, – девушка умолкла на минуту, утирая слезу. – Мы жили на острове, где растут такие высокие кипарисы, что, кажется, они вот-вот проткнут облака. А ещё там живут красивые пёстрые ящерицы. Я обязательно отвезу сына на остров и покажу ему кипарисы и ящериц. Как ты думаешь, халиф отпустит нас?
– Конечно, отпустит. Ты, главное, поправляйся.
Мирена впервые за много лет улыбнулась какой-то не своей, одухотворённой улыбкой, в которую она сумела вложить всю нерастраченную любовь, но куда больше – любовь, которой её лишили. Была ли она счастлива хотя бы день, хотя бы минуту жизни в своей золотой клетке, Калли не знала, но в тот миг она видела перед собой преисполненный счастья лик обречённого. Она уже была не здесь, она уносилась сознанием в светлое прошлое, где няня Софико читала ей добрые сказки, кормила пирогами со смородиной и рассказывала о будущем, которое ждало её прелестную подопечную. Каллиопа не сумела сдержать слезу, глядя на лицо, украшенное светлой улыбкой. Она постаралась как можно более незаметно смахнуть её, но это не требовалось. Отяжелевшее тело больше не видело ничего перед собой.
Калли осторожно переложила голову Мирены на подушку и прижав ладони к лицу, несколько раз всхлипнула. Стоявшая позади неё служанка в ту же минуту разрыдалась и выбежала из комнаты.
Аман понял всё без слов, прочитав на побледневшем лице Калли суровую правду. Никто здесь не любил Мирену, но и радоваться её смерти слуги не могли себе позволить. На ватных ногах Каллиопа вернулась в комнату и упала на постель, забывшись рыданием. В этих слезах было всё: страх за Лейса, скорбь по ни в чём не повинной женщине, которая носила под сердцем его ребёнка, и опасения за будущее, в котором не было ровным счётом никакой ясности. Она не заметила, как задремала, но вскоре проснулась от довольно бесцеремонного толчка в плечо.
– Это она! Она её убила! – было первым, что услышала девушка проснувшись. Повернув голову, она заметила двух стражников и Алику со странной книгой в руках.
– Что вам нужно? – испуганно спросила девушка, приподнимаясь и выискивая взглядом Амана. Слуги нигде не было, отчего Калли не на шутку испугалась.
– Замолчи, ведьма! – взвизгнула Алика, потрясая книгой в кожаном переплёте со странными символами на теснённой обложке. – Тебя раскрыли, и больше ты не сможешь творить свои чёрные дела! У тебя нашли книгу дьявольского колдовства и куклу с волосом Мирены! Скажешь, не твоё? – женщина гневно швырнула в лицо девушке тряпичного уродца.
– Что это? – недоумённо спросила Калли, машинально отодвигаясь от куклы с торчащей из матерчатой головы булавкой.
– Вот только не надо прикидываться! Нам теперь всё известно. Стража, увести её!
Один из солдат подошёл к постели Калли и подал ей руку. По всему облику его было ясно, что он меньше всего хотел делать то, на что его толкали, но выбора не было.
– Саеда Каллиопа, – начал он, сопротивляясь словам, – именем правителя Эгриси халифа Лейса вы арестованы за применение чёрной магии с целью убийства Гафура Савлия, госпожи Дианы и госпожи Мирены. Следуйте за нами.
ГЛАВА 49 Халиф и нищий
В лесах, соединявших земли Талисии и владения Эгриси, среди непроходимых болот и густых зарослей, легко было остаться незамеченной группе из нескольких человек, но армейской роте с поклажей и вооружением следовало быть осторожнее. Они продвигались второй день, делая небольшие привалы, чтобы изведать обстановку и не оказаться замеченными врагом. Лейс знал, что в случае промаха численное преимущество, как и преимущество силы, будет не на его стороне. В неприметном шатре посреди небольшого оврага, в самой чаще густого хвойного леса, правитель терпеливо ожидал донесения разведки.
Позади него человек, обросший бородой, по-хозяйски распахнул полы шатра и шумно прошествовал внутрь, отбрасывая в сторону ремень с саблей и кинжалами. Он не церемонился. Фаррух вообще не имел представления о манерах и о том, как следует разговаривать или вести себя с правителем. Лейс же, смирившись с этой простотой, давно махнул на бывшего мятежника рукой.
– Да, Савлий, – протянул он, усаживаясь рядом с халифом на пыльной земле. – Такими темпами мы доберёмся до Талисии к первому снегу – не раньше. Ты слыхал пословицу: «Промедление подобно смерти»?
– В нашем случае смерти подобна спешка, мореход, – задумчиво ответил Лейс, не прекращая изучать стопку побуревших свитков, лежавших перед ним. – Ты, как никто, должен иметь терпение после нескольких лет, проведённых посреди морей.
– Да, было времечко, – Фаррух самодовольно улыбнулся, обнажая жёлтые от табака зубы. – Бывало месяцами штиль, ни ветринки, а если ещё и галеры пустые, то хоть вешайся или сам садись за вёсла. Некоторые не выдерживали, кидались за борт.
– Почему ты ушёл из флота?
– Я матросил с
