И, по правде говоря, это не слишком удивляет. Среди политических элит неудачники и маргиналы встречаются редко: куда проще встретить их за стойкой бара, в тюрьме или в морге, чем в политике. Те, кто стремится изменить мир и ради этого готов идти на риск, — намного чаще уверенные в себе, социально успешные личности. Большинство немецких фашистов были вполне в себе уверены. Военные заслуги, хорошее образование, высокое социальное положение, карьерные успехи — все это давало им заслуженное право гордиться собой. Их согревала мысль о себе как о «хороших немцах»; они были вооружены самой модной и передовой идеологией своей эпохи.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Классы и секторы
Поскольку в подходе к социальной базе нацизма преобладают классовые теории, имеет смысл подвести итоги моих наблюдений над корреляцией с нацизмом экономических и классовых данных. Нацизм действительно начинал как идеология определенного социального слоя, преимущественно нижнего среднего класса, однако после 1930 г., когда он стал массовым движением, контуры его изменились.
1. В отличие от Италии, в Германии между фашизмом и классовым происхождением общей корреляции нет. В нацизме были широко представлены почти все классы.
2. Как и в Италии, аграрный сектор постепенно двигался от недостаточной представленности до избыточной, хотя лишь немногие немецкие крестьяне стали членами фашистских организаций.
3. Как и в Италии, наиболее избыточна оказалась доля образованной национал-этатистской буржуазии, в то время как деловая буржуазия — как крупный, так и малый бизнес — была представлена недостаточно. Важен был также фактор образования: государственное и протестантское (но не католическое) образование способствовало вовлечению молодых людей в фашизм.
4. Как и в Италии, нацисты с трудом проникали в рабочие кварталы крупных индустриальных городов. Однако, поскольку рабочие по большей части жили и работали вне таких кварталов, у нацистов была возможность рекрутировать рабочих из иной социальной среды.
5. Как я подозревал, но не мог доказать и в случае Италии, немецкие фашисты не были ни социальными маргиналами, ни неудачниками в экономическом плане. Даже в тех случаях, когда нацисты объясняют свой идеологический выбор жизненными обстоятельствами, как правило, экономические проблемы и карьерные неудачи среди объяснений не значатся. Скорее уж нацисты принадлежали к более благополучной группе населения, защищенной от резких экономических спадов и подъемов, в отличие от работающих в реальном секторе экономики. Социально же они находились в сердце гражданского общества. Гражданское общество в Германии было очень сильным — но далеко не таким привлекательным, каким почти всегда изображает гражданское общество современная социология.
6. Как и в Италии, фашисты держались в стороне от основных арен классового конфликта своей эпохи: предпринимателей, «классической мелкой буржуазии», менеджеров частных предприятий или промышленных рабочих среди них было немного. Приверженцы нацистов были не столько участниками, сколько наблюдателями классовой борьбы — с этим, разумеется, связан их горячий отклик на обещание «превзойти» классовый конфликт (об этом мы подробнее поговорим в следующей главе).
Из этих шести пунктов самих нацистских лидеров удивил бы, пожалуй, только последний. Равномерное присутствие всех классов было для них естественно: они заявляли, что преодолели классовую структуру общества и создали «народную партию». Теперь мы видим, что это притязание имело под собой почву, хоть в нем и имелся серьезный религиозный пробел. Нацисты почти не смогли завоевать симпатии католиков: почему — мы обсудим в следующей главе. Однако в целом нацистская партия более какой-либо иной могла претендовать на звание «бесклассовой». На митингах ее сознательно подбирались выступающие самого разного происхождения: прусского князя сменял железнодорожник, генерала в отставке — студент или рабочий, ораторы говорили с разными региональными акцентами: все это демонстрировало единство нации, восславленное Гитлером, коротышкой-ефрейтором с провинциальным австрийским выговором.
Значение нацистского активизма
С убеждениями и социальной базой нацистских активистов мы уже отчасти познакомились. Но чем занимались эти люди — и как это помогло им прийти к власти? Ко времени переворота численность нацистской партии перевалила за миллион. Но важна была не столько общая численность, сколько активность основных ее членов. Как бывает в любом движении, множество членов принадлежали к партии только номинально или участвовали в партийной работе лишь изредка. Быстро увеличившись в размерах, партия столкнулась с проблемой высокой текучки членов, особенно рабочих (Muhlberger, 1991). Однако в среднем приверженцы нацистской партии были куда более активны, чем участники любого другого движения. Почти по любому поводу местным ячейкам удавалось выводить десятки и сотни активистов — на марш, на демонстрацию, на митинг, если понадобится, и на уличное побоище; и люди откликались на призыв, бросали работу (к негодованию нанимателей), щедро отдавали партии свое время и энергию. Буржуазным партиям, тихим и респектабельным, очень не хватало такого активизма. Они не маршировали, редко устраивали демонстрации. Митинги их были формальными мероприятиями, проходили рутинно и бесцветно, в отведенных для этого рамках, со строгим соблюдением социальной иерархии выступающих. Если на их митинг являлись конкуренты и пытались его сорвать, им нечем было ответить на пинки и затрещины — у них не было такой же многолюдной и решительной группы поддержки. Они были раздавлены превосходящей коллективной энергией и энтузиазмом нацистов, их готовностью к насилию. Даже социалистам и коммунистам — тем, кто, собственно, и изобрел тактику уличной политической борьбы, — пришлось отступить перед нацистами.
Ключом к мобилизации нацистских активистов стали ритуалы. Слушая записи речей Гитлера и наблюдая за завораживающими кадрами с Нюрнбергского съезда мы склонны воспринимать эти действа как важнейшие ритуалы нацизма. Однако Гамильтон (Hamilton, 1982: гл. 12) напоминает нам, что в массовых митингах в духе Нюрнберга участвовало лишь микроскопическое число немцев, а выступать по радио или появляться на экранах кинотеатров Гитлер до прихода к власти не мог. Партия мобилизовывала своих членов через местные партийные ячейки: средствами прямой связи выступали телефоны и транспорт, средствами письменной связи — пишущие машинки и ротапринты — все это в руках активистов, готовых по первому сигналу сорваться с работы и сделать все, что от них требуется. В Нортхайме (с населением около 10 тысяч) 60 или 70 членов партии и СА плюс 75 подростков из Гитлерюгенда провели больше маршей, демонстраций и митингов, чем любая другая партия. Их действия, их энергия и энтузиазм представали перед наблюдателями их ритуалов как некий микрокосм, воплощение новой, будущей Германии. Эта новая Германия не выглядела чересчур авторитарной — в ней горел тот «коллективный пыл», который Дюркгейм считал ключом к ритуалам, сплачивающим общество. Стоит подчеркнуть, что нацисты расцвели и пришли к успеху в либерально-демократическом обществе — обществе свободы собраний, демонстраций и беспрепятственного распространения печатного слова. Активнее всего действовали они во время выборов, однако их активность не останавливалась ни на день. При авторитарном режиме такое бы не прошло. Помимо всего прочего, полиция
