скривила рот в иронической усмешке, пожала плечами и ушла в свою комнату. Скоро Махидиль проснулась. Секретарша смотрелась в маленькое зеркальце и подкрашивала губы. Потом попудрила нос, послюнявила пальцы и пригладила ими завитки на висках.
Махидиль молча наблюдала за ней.
— Ой, — вскрикнула секретарша, увидев Махидиль, спрятала зеркальце в ящик стола и, оправдываясь, сказала: — Губы обветрились... У меня есть духи «Красная Москва», хотите?..
Махидиль подошла ближе, села, оглядела груды неразобранных, запыленных бумаг и спросила:
— Вам не скучно здесь?
— Так скучно, даже не спрашивайте, — охотно пожаловалась девушка. — Выть хочется. Прежний руководитель...
— Найти вам нескучную работу?
Девушка опешила.
— Какую работу? У меня есть специальность. Я телефонистка. Хорошо печатаю на машинке.
— Сейчас есть дела поважнее. Идите к прорабу, он найдет вам работу.
У девушки обиженно вытянулись губы.
— Какую работу он найдет? Может, кирпичи таскать? Это не для меня.
— А кирпичи пусть валяются и пропадают? Разве вы не болеете за государственное дело?
— Но... — она показала на свои руки.
— Ничего страшного. У меня тоже были такие. А теперь, видите, мозоли.
Девушка нехотя встала с места.
— Зайдите домой, переоденьтесь. В таком виде кирпичи не таскают.
Девушка молча вышла. Махидиль посмотрела ей вслед, потом села к машинке и вставила бумагу. И от машинки, и от бумаги пахло духами...
На другой день в прорабской шел такой разговор. Сварщик с воспаленными глазами, подражая прорабу, веселил народ:
— Ох, грехи наши т‑тяжкие, из меня т‑трудно раскатать тонкую лепешку, нарезать л‑лапшу, я годен только на п‑подсыпку, чтобы тесто не п‑прилипало к доске, ох, г‑грехи наши тяжкие...
Кругом смеялись, а парень продолжал сочинять:
— Секретарша ей не п‑понравилась с п‑первого взгляда, она и скажи: «Краситься-мазаться будете д‑дома, г‑госпожа, а п‑пока идите и таскайте к‑кирпичи». А та в ответ: «Ой, помереть мне, что я, с ума сошла — таскать кирпичи? Я красавица-пери, в жизни не дотрагивалась до кирпичей. П‑прежний руководитель носил меня на руках». А начальница ей в ответ: «Ой, милая девушка, н‑носить вас на руках у меня сил нет». И п‑послала таскать кирпичи.
— Ты смотри, как взялась за дело, — заметил кто-то.
— Да, уж такая сорви голова. А если бы ты слышал, как она с начальством по телефону разговаривает! Я п‑послушал за дверью, у меня волосы дыбом встали. Вы, говорит, не снабженец, а п‑плут, да, п‑плут! Вы хотите провести меня, но я не ребенок. Если вы не исполните мои требования, я п‑пожалуюсь на вас лично министру! Да, да! Нос слишком задрали! Э‑э, бросьте, вы раньше меня должны знать, где чего не хватает. Бумага? Какая б‑бумага? Нет у меня желания заниматься п‑писаниной. Везите все по накладной. Я п‑подпишу ее. Не кричите на меня! Я не младенец и не боюсь таких крикунов, как вы. Что? Не слышите? Конечно, такое вы не слышите. Давайте б‑быстрей, а не то сейчас сама п‑приеду, тогда вам несдобровать!
— Брешешь, — усомнился кто-то.
— П‑провалиться мне на месте, так разговаривала... Потом позвонила в п‑производственный отдел и сказала: «Уже три недели прошло, как вы взяли на анализ грунт с нашего участка, а до сих пор не выслали результатов. Если вы считаете, что грунт непригоден, все равно должны прислать письменный ответ». Видно, они тоже что-то заупрямились, она сердито швырнула трубку, потом звонит г‑главному инженеру...
Парень умолк, заметив в дверях Махидиль.
— Вы кончили? — спросила она.
— Ой, грехи наши тяжкие, — вошел за ней прораб. — Я вчера выполнил ваше поручение...
Не обращая на него внимания, Махидиль прошла в кабинет, двое или трое хотели потихоньку улизнуть, но Махидиль остановила их.
— Если кончили, то послушайте. Пора прекратить бездельничать. Дни становятся короче. Будем работать в холодные вечера, ночью, в мороз, при электрическом свете. Здесь большинство — молодежь! Рука молодого — лапа тигра, ведь недаром так говорили в старину.
Здесь были наслышаны о Махидиль, но видели ее все впервые. И уж никак не думали, что приедет она руководить их участком. Убедились, что она умеет не только работать сама, но и может заставлять трудиться других.
— Из производственного отдела ответа ждать не будем, — продолжала Махидиль. — Раз для древних дамб Кзылоека использовался грунт с двадцатью процентами гипса, значит, двенадцатипроцентный грунт полностью может соответствовать техническим условиям.
Хаитов не мог скрыть своей радости:
— Верно! Давно надо было сделать так. Но, Махидильхон, как бы наши «теоретики» шума не подняли...
— Придется рискнуть.
— Ох, грехи наши тяжкие, а будет ли добрым исход этой затеи? — пробормотал прораб.
— Без риска большого дела не сделаешь, и греха здесь никакого нет, — рассмеялась Махидиль.
Машины были сняты с карьера и направлены на основной участок. Водители, избавленные от тяжелых ездок, на все лады расхваливали нового начальника.
На насосной станции, где работы раньше почти замерли, все ожило. Материалы теперь доставлялись вовремя. Только Махидиль была неспокойна. А вдруг из лаборатории пришлют отрицательный ответ? Не переделывать же заново сооружение длиной почти в четыре километра! Правда, результаты ее проверки доказывают, что местный грунт пригоден, но все равно, это не лабораторные выводы.
На участке и без того достаточно неполадок. Их не поправишь еженедельными планерками руководителей. Тем более что планерки все еще проводились на Тепакурганском участке. Чтобы добраться туда к утру, Махидиль выехала накануне вечером. Она решила побывать на Куянкочди, повидаться с друзьями.
Вот ее комната. Свет в окне. Кто это может быть? Она побежала, распахнула дверь. У порога запыленные кирзовые сапоги. На койке спал кто-то в рабочей одежде.
— Зубайда? — удивилась она.
Зубайда вскочила и стала протирать глаза.
— Салям алейкум... Вернулась с дневной смены, легла отдохнуть и задремала.
— Что случилось? Ты же уехала?
— Вернулась. Уже три дня, как вернулась. Вернулась и сразу поступила ученицей к Гульхайри. Хочу стать механизатором.
— Объясни же все толком!
— Вернулась с полдороги. Простите меня, Махидиль. Я тогда обидела вас, а потом раскаивалась. Поняла, что вы правы. Если он семье не мог дать счастья, почему же он мне его
