Пытаясь отвлечься от своих греховных мыслей, Дэниел посмотрел вокруг, и взгляд его упал на преподобного Уолша, стоявшего в задних рядах толпы у самой двери. Сейчас священник, обычно весьма общительный и живой, выглядел каким-то странно тихим, даже подавленным; он то и дело недовольно морщился и нервно ломал пальцы.
Дэниел перевел взгляд на магистрата и прислушался.
– Паписты[7], – говорил тот, – продолжают отправлять свои богомерзкие ритуалы тайно, за закрытыми дверями, но среди вас немало тех, кому о подобных случаях известно, однако же они продолжают молчать. – Магистрат сделал достаточно продолжительную паузу, так что толпа в итоге беспокойно зашевелилась. Под его обвиняющим взором люди опускали головы и принимались изучать свои покрытые мозолями руки. – Может, сами вы и являете собой людей невинных и богобоязненных, но если вы позволяете своему ближайшему соседу совершать богомерзкие деяния и делаете вид, будто ничего не замечаете, то и сами вы не менее греховны. Я же, служа Богу, королю и стране, обязан сделать все, чтобы выкурить этих предателей из их тайных убежищ и передать их в руки правосудия, и вы со своей стороны должны сделать все, чтобы мне в этом помочь.
Дэниел весь напрягся и даже чуть подался вперед, внутренне вздрагивая от каждого слова магистрата. Он заметил, как украдкой поглядывают друг на друга те, что до сих пор считали себя друзьями. Сэм Финч – глаза провалились, лицо совершенно серое – стоял чуть в стороне от рыбака Тернера, однако оба то и дело косились друг на друга, и взгляды их были отягощены виной и подозрительностью.
– Но есть вещи и похуже папизма, – продолжал между тем Райт. – Это колдовство, всякие подозрительные происшествия и явления, которые невозможно объяснить естественным образом. Бойтесь тьмы, что сгущается над вами. Зажигайте по ночам свечи, ставьте у порога кувшин с водой, чтобы он сторожил ваши двери от проникновения зла. Если вы не станете гнать от себя зло, вы тем самым откроете ему доступ в ваш дом, пригласите его войти. Лучше придите за советом ко мне, орудию правосудия и света, с помощью которого наш король и доносит до вас свои волеизъявления.
Дэниел заметил какое-то легкое движение за открытыми дверями амбара, но обратил на него внимание только потому, что ждал Сару, зная, что она вот-вот должна появиться, вернувшись на ферму после тайного свидания с родными. Он выскользнул наружу, осторожно пройдя за спинами собравшихся людей, которые напряженно вслушивались в каждое слово магистрата, и сразу свернул за угол амбара.
– Зло может явиться в обличье соседа, друга, даже члена семьи. В обличье того, кому мы доверяем, кого любим, – вещал магистрат. – Внимательней посмотрите вокруг. Тот, кто скрывает чужие злодеяния, и сам становится злодеем. И я призываю вас: высказывайте свои подозрения открыто и честно, в полный голос! А действовать буду я. Единственный способ защитить невинных – это наказать виновных.
Дэниел уже мысленно представлял себе, как они с Сарой придут на берег реки, как под его руками ее тело словно начнет источать тепло. Ему хотелось поскорее отойти подальше от этого амбара и не слышать произносимых там мерзких речей, но последние слова Райта заставили его остановиться. Его не было в таверне, когда недавно во время пьяной драки людей заковали в колодки, но на него все же сильно подействовал рассказ Гэбриела о том, как народ глумился над арестованными, со смехом швыряя в них гнилую капусту и даже камни.
– А молодой Джошуа под конец даже слезу пустил, мамочку свою звать начал, – рассказывал Гэбриел, когда они с Дэниелом лопатами разбрасывали по полю навоз. – Коротышка несчастный!
– Бедный парень, – вздохнул Дэниел.
Гэбриел презрительно фыркнул:
– Уж больно ты мягок! Даже хорошо, что ты тут, на ферме, прячешься, для тебя обычная деревенская жизнь жестковата будет. А ведь у нас и впрямь какой-то демон на свободе бродит, и это дьявольское отродье каждую ночь свое обличье меняет, разными животными притворяется, а тем, кого выберет, всякие беды приносит. Ну а больше всех от него Сэму и Нелли Финч достается, так в деревне говорят. Сэм ведь до сих пор толком работать не может. – Гэбриел остановился и вытер вспотевший лоб. – Тебе бы следовало тоже хорошенько об этом задуматься. В деревне все уже взяли и обереги от ведьм в домах повесили, и кувшины с водой у порога ставят. Пожалуй, и вам тут такая защита не помешала бы.
Дэниел тогда почти не обратил внимания на его слова, убеждая себя, что коренятся они в той ненависти, которую лично Гэбриел питает к Хейвортам. Но сегодня его испугало и встревожило то, как легко магистрату удалось разбудить в людях страх и подозрительность, и он с особой остротой почувствовал, сколь опасным может оказаться его план: ведь если в деревне узнают, кто их новая доярка, Сару наверняка сочтут ведьмой и обманщицей, сумевшей всех провести с помощью колдовства.
За спиной у него вдруг кто-то громко выкрикнул: «Папист!», и в ответ раздался невнятный вопль, исполненный страха и отрицания. Он обернулся и увидел, что в толпе возникла потасовка, но не понял, кто именно в ней участвует.
Краем глаза он заметил промелькнувшую у дверей фермерского дома знакомую юбку. Он разрывался между потребностью защитить обиженного и желанием увидеть Сару. Преподобный Уолш уже спешил туда, где разгоралась драка. Один-единственный, он был готов пойти против всех, дабы спасти невиновного.
След мусора на песке
Я бегу по самому краешку воды и смеюсь, потому что холодная вода лижет мои ступни и щиколотки. Дэниел гонится за мной, подхватывает на руки и кружит так, что я, задевая пальцами ног поверхность воды, поднимаю целое облако сверкающих брызг.
Потом он ставит меня на ноги, и я оказываюсь по колено в воде, а вокруг моих ног плавает подол юбки.
– Ну, посмотри, что ты сделал! – Я шлепаю его по рукам. – Я же вся вымокла.
– Ты стоишь в реке и думаешь, что при этом можно остаться сухой?
– Я бродила по краешку и юбку приподняла, а ты нарочно сделал так, чтобы у меня весь подол намок!
– О, прости меня, госпожа моя! – говорит он с улыбкой. – Если прикажешь, то я готов сейчас же…
И он моментально опускается возле меня на колени, невольно охнув, потому что сразу почти весь оказывается в холодной воде. Он подбирает мой намокший подол и подает мне. Свободной рукой он гладит мою голую ногу под коленом и смотрит прямо на меня. И я смотрю на него, и даже в холодной воде я чувствую тепло его мозолистой ладони на нежной коже моего бедра. На какое-то время мы оба словно замираем в безмолвии.
Потом я со смехом отнимаю у него мокрый подол и шутливо шлепаю ему по руке. Но сама все еще немного дрожу.
– Дурак!
