«Надо работать для театра, — сказал Кирилл Юрьевич в интервью после спектакля „Квартет“. — Вот мы такие смешные, старые люди, которые пытаются до сих пор проводить этот принцип в жизнь. Мы работаем для театра. Если это театру нужно, если это необходимо, мы вынуждены — даже если, предположим, мне не нравится моя роль, я должен ее играть. Кроме того, мы, когда подбирали режиссеров после ухода Георгия Александровича, всегда старались, чтобы это, по своей творческой манере, были люди одной с нами группы крови. Товстоногову всегда претил открытый формализм, режиссерское самовыражение, когда все делается только для того, чтобы сказать: „Посмотрите, как я поставил. Так никто до меня не ставил!“ А актеры являются для него только пешками, которые, так же как свет, музыка или что-то другое, просто очередной компонент спектакля. У нас никогда этого не было. У нас всегда все главным образом строилось на актерах».
Он продолжал защищать Николая Пинигина, которого считал человеком талантливым, умеющим работать с артистами, растворяясь в них. И он продолжал защищать репертуар Большого драматического театра, в котором наряду с серьезными, глубокими постановками должно было, на его взгляд, взгляд человека, очень точно умеющего слышать «шум времени», быть непременно что-то «просто человеческое», способное взволновать и приобщить к судьбам простых людей. Даже если эти люди и звезды в прошлом, а сегодня — просто обитатели дома для престарелых… Тем более что непритязательный материал пьесы сумел обогатить давно известные нам таланты новыми красками — той нежной сентиментальностью, что просвечивает в герое Олега Басилашвили, тем неприкрытым фарсом, что ощущается в игре Кирилла Лаврова, той холодноватой, остраненной гротесковостью, которая ощущается в героине Алисы Фрейндлих, той трогательностью и даже какой-то жалобностью, которая чувствуется у Зинаиды Шарко.
Очень точно написала о спектакле Елена Горфункель: «Эта пьеса написана для четырех актеров-звезд, лучших из тех, что есть в театре, где бы он ни находился. Эта пьеса — о старости, о ее горьких уроках и мужестве, необходимом, чтобы встретить ее достойно. Эта пьеса, наконец, для поклонников театрального искусства, находящих особенное удовольствие в том, чтобы вновь и вновь лицезреть своих избранников. Но квартет, который составлен в Академическом Большом драматическом театре имени Г. Товстоногова, превосходит все ожидания… Все народные, все суперзвезды. У всех только что отгремели, отзвучали, прошелестели солидные юбилейные даты. Все не менее полувека украшали… ленинградскую сцену. За ними — целая эпоха, в нее каждый внес бесценный личный вклад. Когда в финале персонажи… выходят, чтобы исполнить хит своей молодости… каждый на сцене и многие в зале вспоминали нечто более конкретное — возможно, Тамару из „Пяти вечеров“ Александра Володина, Таню из „Тани“ Алексея Арбузова, князя Серпуховского из „Истории лошади“ и, например, Молчалина из „Горя от ума“. Словом, роли, названные здесь и неназванные (ибо для всех места не хватило бы на газетном пространстве), прославленные именно этими великими актерами театра».
Именно этим и войдет в историю театра спектакль «Квартет», последний спектакль Кирилла Юрьевича Лаврова, в котором он сыграл не отвлеченный образ звезды оперного искусства, а свое великое актерское прошлое, которое вот здесь, на подмостках Большого драматического театра, на протяжении пяти с лишним десятилетий рождалось, укреплялось, развивалось и — достигло невероятных высот…
Он сыграл его в последний раз 24 марта 2007 года, после долгого перерыва, связанного с болезнью. Говорят, что он вышел на родную сцену с упоением, в воодушевлении, соскучившись по делу своей жизни и как будто чувствуя, что выходит на эту сцену в последний раз…
Киноработ на протяжении 1990-х и 2000-х у Кирилла Юрьевича было множество. Собственно говоря, перестроечные и постперестроечные годы мало что изменили для него в этом плане — он по-прежнему был востребован, снимался не меньше, чем в советские времена. Другое дело, что отказывался от ролей все чаще — ведь теперь потребны стали совсем другие герои, чаще всего «без биографии», играть которых ему было просто неинтересно.
Не все из фильмов этих десятилетий довелось мне увидеть, а то, что видела, не принесло открытий и потрясений. И не вина артиста была в том — вина кинематографа, который до неузнаваемости изменился, потерял глубину, утратил подлинно философское звучание. Да и в советские десятилетия у Кирилла Лаврова были проходные роли в кино, но в них был все-таки какой-то смысл — к чему-то они звали, что-то провозглашали, у персонажей, сыгранных Кириллом Юрьевичем, всегда были биография и характер: пусть чересчур «отутюженные» и положительные, но находящие отклик в душе самого артиста, соответствующие его собственным личностным чертам. Впрочем, может быть, это кажется из дня сегодняшнего, когда Лаврова уже нет, а мы жадно смотрим на экране старые ленты и видим в них не только то, что объективно было, но и то, что ушло из нашей жизни, то, что напоминает нам о молодости, надеждах, мечтах? Наверное, с годами они и вправду становятся другими, фильмы и спектакли нашего прошлого…
Теперь подобных ролей становилось все меньше. Конечно, Лавров не соглашался на откровенную «лабуду», всегда старался найти в характере и психологии своего персонажа что-то увлекающее, цепляющее его. Но это случалось нечасто.
В одном из интервью Кирилл Лавров признавался: «В основном киноактеры работают в определенном амплуа. Вот и ко мне „приклеился“ тип положительного героя. Переиграв кучу одинаковых киноролей, вольно или невольно начинаешь повторяться, работать „на штампе“. Отсюда — „проходные“ картины, которые ни мне не запоминаются, ни зрителю. Беда, которой я — увы! — не избежал. Ну что поделать — такова судьба… Слава Богу, что вообще снимали: многим артистам повезло куда меньше. Я снялся, наверное, более чем в сотне картин и, конечно, приятно, что зрители помнят и узнают. Но, к сожалению, из этой сотни могу насчитать не более десятка фильмов, которые люблю и за которые мне не стыдно».
Пожалуй, здесь просто необходимо вспомнить о двух его очень разных, можно сказать, полярных работах последнего периода — о телевизионных сериалах «Бандитский Петербург» и «Мастер и Маргарита». О «Бандитском Петербурге» мы уже немного говорили на этих страницах, но нельзя не отметить, что Лавровым в этом фильме был создан не просто очередной персонаж, а крупный, сильный характер матерого уголовника Юрия Михеева по кличке Барон. Человек жесткий, властный, привыкший, чтобы ему подчинялись по первому слову, он обладал и каким-то непостижимым аристократизмом, который не истребили в нем ни тюрьма, ни звериная жизнь бандита. Смертельно больной, умирающий человек, он продолжает держаться обеими руками за жизнь, в которой привык ощущать себя хозяином, властелином, распорядителем. И постепенно его мужество, его сила воли, его ярко выраженное мужское начало начинают вызывать невольные симпатии и уважение к этой личности. Не только среди уже упоминавшихся «бандитов» новой и новейшей формаций, но и среди ценителей искусства и конечно же у верных поклонников таланта Лаврова.
Разумеется, Кирилл Лавров не мог не увлечься всерьез этим образом: масштаб личности, биография, сила характера, огромное мужское обаяние, чувство собственного достоинства, наконец, завидное мужество человека, знающего, как мало ему отпущено. Все эти черты были и в нем, в его собственном характере, но, если можно так выразиться, со знаком плюс — в то время как в Бароне они раскрывались в основном со знаком минус. И почти не сомневаюсь в том, что для Кирилла Юрьевича была здесь особая «манкость»; не зря он часто любил говорить: «Мой „инструмент“ — я сам. Самое интересное, когда удается „отойти“ от себя до такой степени, что начинаешь мыслить как другой человек». И подобная возможность «перевертыша» не могла не увлекать Лаврова в работе над фильмом «Бандитский Петербург».
