— Знаешь, именно сейчас ты этого от меня неполучишь, — холодно проговорил он. — Ты не можешь подчинить моичувства. Извини.
Я разинула рот, не зная, как поступить при таком поворотесобытий. Звонок мобильного телефона прервал мои размышления. Я полезла всумочку и переключила телефон на голосовую почту. Мгновение спустя он опятьзазвонил.
— Придется ответить, — сказал Сет.
Я не хотела ни с кем говорить. Я хотела забиться в норку.Однако взяла телефон и взглянула на дисплей. Незнакомый номер. Это могоказаться Джером. Если я не отвечу, демон, скорей всего, просто сюдателепортируется и все станет еще хуже.
— Прости, — тихо сказала я Сету перед тем, какответить.
Я сама не знала, извиняюсь ли я за прерванный разговор илиза то, что произошло с Бастьеном.
— Алло.
— Привет, Джорджина. Это Уайет.
На мгновение я задумалась. Из группы Дага.
— Привет. Как дела?
— Плохо. Не знал, кому еще позвонить. Я в больнице, сДагом.
У меня екнуло сердце:
— Боже мой! Что случилось?
— Он… э-э… принял таблетки.
— Какие таблетки?
— Точно не знаю. Но он принял целую банку. Новостизаставили нас с Сетом действовать.
Удивительно, насколько трагедия способна заглушить гнев. Вкаких бы нерешенных проблемах мы ни запутались, все отошло на второй план. Намоей машине мы срочно выехали в центр.
Пока мы в спешке собирались, Уайет быстро закончил рассказ.Алек не смог достать очередную партию. У Дага снова началась ломка, онпогрузился в то же пугающее отчаяние, которое я видела прежде. Уайет точно незнал, что именно Даг принял вместо амброзии, но считал, что это был не суицид,а отчаянное стремление словить кайф другими средствами. В отделении экстреннойпомощи ему промыли желудок, и доктор сказал, что все будет в порядке, но Дагеще не пришел в сознание. Уайет позвонил мне, потому что семья Дага жила нездесь, и никто не знал, как с ними связаться.
Там были Кори и Мин, когда мы приехали. Они поделилисьподробностями и сообщили, что пока состояние Дага без изменений. Сет непроизнес ни слова, но я не сомневалась, что он волнуется не меньше меня.
Я спросила, можно ли зайти к Дагу, и сестра сказала, чтоможно. Я вошла в палату одна и увидела, что он спит, опутанный трубками иокруженный мониторами. Я была свидетелем, как с годами меняются медицинскиетехнологии, от пиявок до дефибрилляторов, но это не значит, что я их всеосвоила. Аппараты, поддерживающие человеческую жизнь, меня раздражают. Онинеестественны, даже если служат во благо.
— О, Даг, — прошептала я, присев рядом с ним.
Он был бледен, руки холодные и влажные. Судя по картинке намониторе, сердце билось ровно, и то хорошо. Все остальные показатели мне ничегоне говорили. Я смотрела на него и ощущала собственную беспомощность. Яподумала, что смертные — очень хрупкие существа и ничего с этим не поделаешь.
Много-много лет назад мы с Бастьеном работали в танцевальномзале в Париже. В те времена танцоры почти всегда занимались и проституцией, ноя ничего не имела против. Такие перспективы давали одновременно суккубовскуюэнергию и денежный доход. Бастьен был вышибалой и якобы моим любовником. Этопозволяло ему расхваливать меня, поддерживая мою репутацию, и добывать лучшуюклиентуру.
— Один молодой человек появляется здесь каждыйвечер, — как-то сказал мне инкуб. — Он, по всему видать, девственник,но богатый. Я несколько раз с ним разговаривал. Ему не по душе платить за секс,но он совершенно от тебя без ума.
Мне это понравилось, и, когда Бастьен показал мнеджентльмена, я во время выступления постаралась как можно чаще встречаться сним взглядами. Действительно, позже ко мне обратился слуга и от имени своегогосподина назначил встречу. Я поспешила за кулисы приводить себя в порядок.
— Жозефина, — услышала я голос рядом.
Повернувшись, я увидела другую танцовщицу, с которой у менябыли особенно близкие отношения. Звали ее Доминик.
— Привет, — улыбнулась я подруге. — Насегодня у меня отличные виды.
Ее мрачное лицо встревожило меня.
— Что случилось?
Доминик была миниатюрной блондинкой, похожей набеспризорного ребенка. Казалось, она постоянно недоедает. Что, впрочем,неудивительно. В нашем ремесле никто не наедался вдоволь.
— Жозефина, — пробормотала она, вытаращив голубыеглаза. — Мне нужна твоя помощь. Кажется, я беременна.
Я забыла о макияже:
— Ты уверена?
— Вполне. Я… я не знаю, что делать. Мне нужна этаработа. Ты сама понимаешь.
Я кивнула. Из-за кулис раздался крик Жана — парня,получавшего свою долю от наших любовных свиданий, — торопившего меня навстречу с юношей. Я быстро обняла Доминик:
— Я должна идти. Найду тебя позже, ладно? Мы что-нибудьпридумаем.
Но позже у меня не получилось. Молодой человек, Этьен,оказался просто восхитительным. Он был гораздо моложе моих кажущихся лет, ноуже обручен. Он разрывался в противоречиях по части секса. С одной стороны, ончувствовал, что должен сохранить чистоту для своей невесты, а с другой — хотелнабраться опыта перед брачной ночью. И эта сторона победила, приведя его в моюпостель и принеся мне суккубовское вознаграждение и за моральное разложениесмертного, и в виде урожая энергии.
Его возмущали мой образ жизни и моя власть над ним, однакоон не мог удержаться и на протяжении нескольких недель являлся ежедневно.
— Я ненавижу тебя за это, — сказал он однаждыпосле любовных утех.
Весь в поту, он в изнеможении раскинулся на простынях. Ястояла рядом с кроватью и одевалась у него на виду.
— Выходи за меня замуж.
Я расхохоталась, откидывая за плечо волосы — тогдабелокуро-медовые и вьющиеся.
Он негодующе вспыхнул. У него были темные глаза и волосы, аеще вечно задумчивый вид.
— Что в этом смешного?
— Только то, что ты ненавидишь меня и одновременнолюбишь. — Не переставая улыбаться, я шнуровала корсет. — Думаю, такихсвадеб не пересчитать.
— Это вовсе не шутка, — возразил он.
— Может и нет, — согласилась я. — Но оченьпохоже.
— Ты мне отказываешь?
Я натянула через голову платье.
— Конечно. Ты просто не понимаешь, чего просишь. Этосмешно.
— Иногда ты обращаешься со мной как с младенцем, —заявил он, садясь в постели. — Ты ненамного старше меня. Ты не имеешьправа быть такой благоразумной… особенно потому что ты…
