капитан. — Так вот, там под стеной их… десятки. Трупы всё старые, объеденные птицей до костей, глаза выклеваны, но все с длинными волосами… Бабы, почти всё бабы… Голые мертвые бабы.
— О Господи! — донёсся не то вздох, не то стон со стороны двери.
Пока офицеры разговаривали, а солдаты слушали их разговор, они так были увлечены своей беседою, что не замечали ничего, а тут все дружно поворотились к двери и увидали, что там на пороге стоит Её Высочество. Бледная, как отбелённый, только что из чана, лён. Глаза её серые были широко раскрыты. Она слышала всё, о чём они говорили.
Волков было хотел рявкнуть на Мильке: чего болтаешь, болван! — да ведь сам его сюда позвал и потому сказал принцессе:
— Ваше Высочество, вам не о чем беспокоиться.
— Барон, — произнесла она тоном, которого он до сих пор от неё не слыхал, то был тон настоящей владычицы, противиться которому попросту невозможно, — я не желаю более задерживаться в этом подлом месте.
— Ваше Высочество, как только мы закончим… — начал было он, он она перебила его:
— Барон, я не желаю тут больше быть ни минуты.
Но Волков не собирался отступать, ему ещё кое-что нужно было собрать в замке, например, ещё не все найденные в замке зеркала были уложены в телеги, да и ванну ещё не снесли вниз, и он нашёлся, что ей ответить:
— Ваше Высочество… Вчера здесь пали наши товарищи, колдуны сбросили их тела со стены. Но по законам Божьим и по законам солдатского братства павшим надобно достойное упокоение. Как только мы похороним наших товарищей, мы уйдём отсюда.
— Это случится сегодня? — спросила маркграфиня.
— Мы уйдём из замка до ночи, — ответил ей генерал.
— Велите людям снести вниз мой сундук, я буду ждать отъезда во дворе. Тут находиться мне… просто невыносимо, — распорядилась принцесса.
— Конечно, Ваше Высочество, — произнёс генерал, понимая, что госпожа к нему сейчас уже не расположена, как то было буквально несколько минут назад.
— И как будете выходить, — произнесла она с настоящей злостью, которая, как со стороны казалось, её переполняла, — сожгите этот дьявольский дом дотла.
— Разумеется, Ваше Высочество. — Волков ей поклонился.
Она более ничего не сказала, а пошла по балкону в сторону лестницы, показав тем, что разговор закончен.
* * *
Волков поморщился и искоса, нехорошо поглядел на Мильке. Но тот был ни в чём не виноват. Генерал так хотел эту женщину и был уверен, что вот-вот получит её. А тут… И он снова смотрит на капитана.
— Нужно похоронить наших.
— Конечно, господин генерал, — Мильке кивнул, повернулся и пошёл за принцессой.
А барон приказал солдатам, что были тут же:
— Снесите сундук принцессы вниз.
Но раздражение его никуда не девалось. И он тоже стал спускаться во двор. И когда спустился, уселся на свой табурет под балконом и сразу подозвал к себе Неймана.
— Где этот пленный… как его там… Франц Гифлеор, что ли?
— Да, его зовут Франц. Позвать? — спросил Нейман.
— Немедленно, — тоном, ничего хорошего не предвещавшим пленному, да и никому другому, распорядился генерал.
Пока ходили за пленным — оказывается, его увели в подвал, — Волков наблюдал, как шесть солдат под присмотром майора Вилли с большой осторожностью спускали прекрасную ванну по лестнице. Люди были очень аккуратны, ведь ванна была тяжела и, скорее всего, хрупка. Они снесли ванну вниз и благополучно уложили в ту телегу, в которую также уложили ещё и все прекрасные тазы и кувшины из купальни.
Тут вернулся Дорфус и сообщил:
— Я отобрал шесть самых свежих коней, велел задать им двойной корм. Они к вечеру отдохнут и будут готовы. Людей тоже сейчас покормим как следует, там в кладовых нашлось хорошее сало, мука, яйца, я приказал жарить лепёшки на ночь, впрок.
Волков кивнул: прекрасно. А тут как раз привели пленного. Франц Гифлеор был такой же уставший и слабый, как и при первом допросе. Но генерал жалеть пленного не собирался и без обиняков сразу спросил его:
— Зачем в вашем замке резали баб?
И снова пленный вздыхал. Смотрел куда-то в землю и не торопился отвечать. Думал, видно, как ответить на такой непростой вопрос.
— Ну! — произнёс генерал, и в голосе его уже звучала угроза.
— Госпожи наши кровь из тех баб добывали, — после нового вздоха отвечал пленный.
Бывшие при этом Нейман и Дорфус подивились услышанному, они оба уставились на генерала, ожидая, что он им что-то объяснит. А тот, в свою очередь, предположил:
— Госпожи? Они пили кровь, что ли? — и так как Франц Гифлеор сразу не ответил, он уточнил: — Только из баб?
— Да нет… — отвечал пленный. — Купались в ней.
Тут у майора Дорфуса глаза стали круглые, и капитан Нейман тоже был изрядно удивлён, а вот повидавший всякого генерал удивлялся не сильно: нечисть, она и есть нечисть. А уж над кем она будет изгаляться — над бабами, или детьми, или над всем, кто ей попадётся, — это для нечестивых только вопрос вкуса. Но прежде чем генерал задал свой следующий вопрос, Дорфус его опередил:
— Так зачем им то?
И пленный ответил просто и как будто то даже удивлялся тому, что господа офицеры этого сами не знают:
— Ну так, чтобы не стареть.
— А ну-ка объясни, — потребовал генерал. — Что это всё значит?
И тут Франц Гифлеор стал канючить, может, даже плакать надумал:
— Господин, да откуда мне про то знать? Я же в колдовстве не разбираюсь.
— Ты лучше говори, сволочь, — Волков сказал это так холодно, что и стоявшие рядом офицеры прочувствовали всю его ярость, а он ещё и продолжал: — Говори, иначе позову людей толковых, велю тебе для начала ногти выламывать. По одному, не спеша, для веселья.
— Господин, да не знаю я ничего, — пленный и вправду стал рыдать; первый раз, когда допрашивали его, так ничего — держался, а тут, как про мёртвых женщин разговор зашёл, так у него настоящие слезы по щекам потекли. — Я всё расскажу, что знаю, а чего не знаю… За то вы мне ногти не ломайте.
— Ну так рассказывай, — произнёс генерал. — Рассказывай, зачем госпожи в крови купались?
Глава
