— Она не отвечает, понимаешь?
— Что я должен понять?
— Он пришел к ней. Тан, этот недопоэт к ней все-таки пришел.
Крис проглотил ком паники, набирая номер шотландской полиции, и помчался по другим, более важным делам, чем просвещение мира. Бог с ним, с миром. Миллионы лет стоял и еще постоит, никуда не денется, как-нибудь справится и без Криса Паркера. А она прямо сейчас может исчезнуть, без следа, без прощания, без цвета. И на кой тогда сдался этот мир? Зачем тогда всё это?
Уитни
— …а затем я закончил курс по виртуальной нейрохирургии, и мне не понравилось, поэтому я продолжаю искать себя.
— М-м, понятно, — рассеянно кивнула она, жуя прядку своих волос. Зевнула и посмотрела на настенные часы. Прикольные часы, огромный кругляш не меньше метра в диаметре. Таким положено на железнодорожной станции висеть…
— Уитни, ты слушаешь?
— Да! Да, конечно.
Мама дорогая, как?! Как она в трезвом уме могла считать Паркера скучным когда-то? Шон Макконахи — вот где чемпион, он уже минут сорок рассказывал о приключениях в поиске себя. Сначала он много лет боролся с патологической стеснительностью, которая не позволила воссоединиться ему и Уитни в школе, хотя он был влюблен, а теперь вот борется за эту самую любовь. Хотя до сих пор стесняется. И Уитни посочувствовала бы ему, если бы у Шона в его хитрой душонке имелась хоть капля сострадания, но в нем удивительным образом сочетались робость и бессердечность.
Она присмотрелась к его груди под клетчатой рубашкой: стучит ли там сердце? Кажется, нет.
— Ты правильно сделала, что рассталась с Паркером, — сменил он тему, тактично обойдя вопрос, кто кого бросил первым. Уитни махнула рукой:
— Ой, а я как рада! Он такой мудак, ты не представляешь. Фетишист. Сатанист. На бульдогах помешан.
Такой ответ удовлетворил Шона, он расслабил плечи и очаровательно улыбнулся.
— Где он сейчас?
— В Италии. Улиток ест или еще что-нибудь скользкое.
— Терпеть не могу улиток, — скривился он, и Уитни поддакнула:
— Я тоже. Но он всегда ел что-нибудь гадкое. Просил, чтобы я готовила для него каждый день. Чудовище.
— Для меня не придется готовить, я люблю кулинарить.
— М-м, круто. Что ты любишь больше всего?
— Грибы. Овощи, но только красного и оранжевого цвета.
Красный — оранжевый. АД. Еще бы!
Снаружи раздались странные звуки, и Уитни выпрямила спину, прислушиваясь.
— Ты кого-то ждешь? — насторожился Шон.
— Нет.
Из-за ливня трудно было разглядеть вид из окна, но, кажется, у дома остановилась машина с мигалкой, потому что разноцветные блики разбавили сумеречно-свинцовую серость.
— Черт, полиция, — разволновался Шон. Он торопливо сбросил рубашку и футболку, являя обнаженный бледный торс; на запястье чернел широкий браслет, под которым был закреплен короткий нож. Уитни оторопела.
— Сними джемпер, — приказал этот кретин, и она молча подчинилась, таращась на нож. Кожа на руках сразу стала гусиной, бррр. В топе и шортах было прохладно, она ведь даже отопление в доме не включила вечером, не до того было.
Раздался стук в дверь.
— Кто там? — громко спросил Шон.
— Полиция, откройте.
— Улыбайся и молчи, веди себя естественно, — шикнул подлец и крепко обнял ее той рукой, к которой крепился нож.
Дверь распахнулась. Залитый дождем полицейский с фонариком показал жетон.
— Добрый вечер, мэм, сэр. Нам поступила жалоба, что по этому адресу слышали крики. У вас все в порядке?
— Кхм, простите. Мы просто… увлеклись, если вы понимаете, о чем я, — выкрутился Шон, улыбаясь. Улыбка у него была располагающей, увы.
Уитни вытаращилась на полицейского, пытаясь загипнотизировать, но из-за дождя и плохой видимости тот никак не желал поймать ее взгляд.
— А вы, мэм, уверены, что все в порядке? — наконец обратился к ней офицер, и она ощутила, как в кожу между шортами и топом вжалась рукоять ножа.
— О да, великолепно, — проснулось в ней красноречие. — Любовь, лето, все дела! Вам, наверное, мой бывший звонил, он меня преследует, подонок. Я его бросила, а он с ума сходит. Оштрафуйте его за ложный вызов, и он угомонится.
Она вперила умоляющий взгляд в полицейского, но тот как раз закашлял. В паре шагов лежал телефон, но и этого офицер не заметил, уж слишком резкий ветер был. Казалось, Шотландия оплакивала малышку Майлз, которая по собственной глупости угодила в лапы сталкера.
— Вы планируете остаться здесь до утра?
— Да, — ответил Шон, и полицейский ухватился за край дождевика, который с него срывало ветром.
— В таком случае, ночью я вернусь убедиться, все ли в порядке.
— Большое спасибо за беспокойство, — задушевно поблагодарил Шон, и Уитни чертыхнулась про себя, наблюдая, как офицер уходит, подгоняемый резкими порывами.
Облом.
С другой стороны, радовало, что полиция взяла дом под наблюдение. Интересно, кто им позвонил?
Они вернулись в гостиную, и первым делом Уитни набросила мешковатый пушистый джемпер на продрогшие плечи.
— Ты бы оделся, — вежливо попросила она, пока Шон включал электрический камин, мелькая сильными мышцами спины. Он выпрямился и пристально посмотрел на нее:
— Я тебя не привлекаю?
— Не знаю. У меня только что закончились старые отношения, я пока не могу судить объективно. Для меня сейчас все мужчины — сволочи, — наплела она всякой ереси и снова уселась за стол. — Может быть, еще чая?
— Давай сделаем вместе.
— Отлично. — Что угодно, лишь бы потянуть время.
— Вот увидишь, ты привыкнешь ко мне быстрее, чем к новым ботинкам.
— Уверена, так и будет. — Она послушно поднялась и молча добавила: вот только люди не вещи.
Шон закипятил чайник на кухне, а Уитни насыпала в пузатый заварник зеленого чая и пригорюнилась, осознавая ситуацию. Конец августа, дождь за окном, молния рассекает свинцовые клубы туч, а Уитни Майлз готовит чай на пару с маньяком. Чудесное завершение отвратительного месяца.
Шон прислонился бедром к холодильнику и оглядел ее с ног до головы; его блестящий взгляд затопило мраком.
— Я бы хотел услышать о твоих тайных желаниях, — сказал он.
— Зачем?
— Чтобы их исполнить, конечно.
Он вернет Паркера? Попросит у него прощения? Получит шанс начать все сначала?
Уитни грустно вздохнула.
— В таком случае, готовься к увлекательному разговору, — многообещающе ответила она, разливая чай по чашкам и вспоминая советы Шахерезады. Ведь главное пару часов продержаться, а там и полицейский вернется, и ливень стихнет, и Шон уснет, если повезет.