— Вы оба умрете! — зарычал Анубис. — Патра —воплощение Изиды, богини, которая управляет всем миром. Она правит две тысячилет, и ее не остановить каким-то букашкам!
— Тебе надо с кем-нибудь переспать, — участливозаметил Кости. — Она ведь все эти годы даже не позволяла тебемастурбировать, верно? И несла всякую чепуху насчет чистоты своих приближенных?Знаешь, долгое воздержание совсем покорежило твои мозги. Когда ты в последнийраз смотрел на обнаженную женщину, а? Еще до обращения Константина?
Подобное словесное истязание было не обычной тактикой дляКости, но он решил, что стоит попробовать. Джэн, Родни и Заступ уже применялисвои методы, все они были не слишком приятными, но Анубис или ничего не знал,или отказывался сообщить важные сведения. Как мне показалось, язвительныезамечания Кости по поводу сексуальных отношений с Патрой были для Анубиса всеравно что рассказ какого-нибудь проповедника о плотских утехах с Девой Марией дляпапы римского. Патра, безусловно, не была целомудренной женщиной, но если у нееи случались интрижки с кем-то кроме Кости, она об этом не распространялась.Зато повсюду объявляла о своем божественном происхождении. Многие ее людипоклонялись ей как богине, и Анубис был из их числа.
— Ты себе это представляешь? Мои руки на теле Патры,м-м-м… Как часто ты воображал себя рядом с ней? Не мог заснуть, планировал моеубийство, а теперь вот узнаешь, что я, хоть и спал с ней, не получил никакогоудовольствия.
Усилия Кости не пропали даром. Глаза Анубиса уже метализеленые искры.
— Ты недостоин даже того, чтобы стать жертвой во славуПатры. Она легла с тобой лишь для того, чтобы тебя приговорили к смерти, ноМенчерес и тут ее подвел. Жаль, она не позволила мне прикончить тебя той женочью.
Кости опять рассмеялся, но не так весело, как прежде.
— Думаешь, она была первой женщиной, которая спала сомной в надежде погубить? Ничуть небывало. Этот прием использовали и до нее, имного раз после. Нет, извини! Патра не потому так отвратительна в постели. Онапросто притворщица, подделка, и если ее лишить всех лживых посулов и одежды,останется маленькая девочка, одержимая манией величия и испорченная такимиидиотами, как ты.
— Смерть уже идет за тобой! — взревел Анубис,лишенный остатков самообладания. — Патра призвала ее, и она отыщет тебя ипоглотит, движимая неутолимым голодом.
Внезапно он замолчал. Даже не глядя на Кости, я поняла, чтоон улыбается. Он выпрямился и сбросил напускное добродушие. Лицо Анубиса вновьстало бесстрастным, но было поздно. Он проговорился, и отлично это понимал.
— А теперь, дружок, — сказал Кости, подойдя кАнубису и с обманчивой легкостью касаясь пальцем его лица, — расскажи, чтобы это значило.
— Будем открывать шампанское или подождем, чтобы обрызгатьим парней? — спросила Дениз.
Мы собрались в гостиной — огромной помпезной комнате,отделанной в восточном стиле, с обилием позолоты и антикварной мебели.Массивный стол, казалось, был вырезан из цельного ствола дерева. Еда и тяжелыесеребряные столовые приборы соответствовали этой роскоши, но никто почти ничегоне ел. Я перестала барабанить пальцами по полированной столешнице и поднялаголову:
— Что? А, да, стреляй пробкой. Они еще не скоро придут.
Тому, что я осталась здесь, а не пошла в подвал, способствовалидве причины. Во-первых, я не хотела в праздничный вечер оставлять маму и Денизв окружении незнакомцев, и, во-вторых, хоть Кости и не просил меня уйти, язнала, что мое присутствие нежелательно. Как только стало известно, что Анубисизображает неведение, было решено действовать без церемоний. Мне не нравилось,что Кости по-прежнему опасался, как бы я не изменила свое отношение к нему, ноя не хотела мешать. Тем более сейчас, когда наши жизни зависели от того, какбыстро он сумеет вытянуть из Анубиса всю информацию.
Дениз разлила шампанское.
— Этот дом великолепен! — воскликнула она. —А какие запасы! Вы видели, сколько здесь бренди? Если мы останемся надолго, мнепонадобится запасная печень!
При виде такого энтузиазма я невольно улыбнулась, хотя инемного грустно: она не знала, какие ужасные вещи в этот момент творятся внизу.Но если достаточно долго прожить среди вампиров, можно многое узнать. Здесьцарит не только веселье, подогретое отличными винами.
— Забудь о печенке, — сказала я Дениз. — Дополуночи осталось всего два часа, так что мы можем начинать праздновать. Зеросказал, что они достигли прогресса, хотя и не пояснил, что под этимподразумевается.
Пока Кости, Менчерес, Заступ, Влад, Родни и Джэн оставалисьв подвале, Тик-Ток и Зеро присоединились к нам на правах охраны. Стоилокому-нибудь споткнуться, они тотчас бросались на помощь.
— Снегопад закончился, — промолвила моямать. — Теперь, по крайней мере, можно что-то увидеть за окнами. Не могудождаться, когда смогу покинуть это пустынное место!
Ну вот, началось. Некоторые новогодние пожелания никогда несбываются.
Я вздохнула:
— Если тебе не нравится общество здешних вампиров ивурдалаков, подумай, насколько хуже было бы оказаться в окружении вампировПатры.
— Я — не ребенок, Кэтрин! — со своей обычнойрезкостью заявила мать. — Не смей разговаривать со мной в таком тоне!
Сказывалось напряжение последних дней, хотя мне былоизвестно о ситуации больше, чем остальным.
— Ты — не ребенок? Это новость, если учесть, что тывела себя по-детски с самого моего рождения.
Мой резкий ответ шокировал Дениз. Она едва не поперхнуласьшампанским и откинулась на спинку стула, чтобы видеть нас обеих.
— Ну, все! — разъярилась мать. — Я ухожу!
И почему я не могу придержать язык? Я обреченно вздохнула ипошла вслед за матерью, уже надевавшей пальто у входной двери.
— Мама, одумайся. На улице шесть градусов ниже нуля, тызамерзнешь насмерть. Да и куда ты пойдешь?
— С меня хватит! — огрызнулась она. — Идитуда, делай это, стой смирно, слабая смертная! Детские фокусы! Надоело, что мневсе указывают, будто я в чем-то виновата!
Не прерывая гневной тирады, она толкнула дверь и выскочиланаружу. Я не пыталась ее остановить. Во-первых, не хотела применять силу, аво-вторых, наши разногласия лучше обсуждать с глазу на глаз. Гостиная вряд липодходит для семейной ссоры.
— Мама; ты не права. — Я старалась не обращатьвнимания на пронизывающий ветер. Пальто осталось в доме, и холод быстропроникал под тонкий свитер и брюки. — Хочешь знать, бываешь ли тыневыносимой? Да. Хочу ли я от тебя избавиться? Конечно, нет. А теперь пойдемобратно, в дом. Здесь чертовски холодно.
— Я пойду до первого дома, улицы или городка, —бросила она, ничуть не смягчаясь.
Мы дошли до границы леса. Вокруг под неясным светом луныснег блестел серебром. Дыхание срывалось с губ клубами пара.
