— Уменье-то есть, — махнул рукой Свиридов. — Уж чего-чего, а это есть, — и, кивнув на Виталия, добавил: — А ученые у тебя ребята собрались. Ишь, прямо из Суворова шпарит!
В это время и ввели Сердюка. Все трое сразу посуровели, оборвав разговор. Свиридов смотрел на преступника зло и чуть опасливо, Цветков — устало, почти небрежно, а Виталий — с нескрываемым любопытством: такую человеческую разновидность он видел впервые, этот был поопаснее и покрупнее Косого, покрупнее всех, кого он, Виталий, до сих пор встречал.
Сердюк при входе бросил быстрый, испытующий взгляд на всех троих и опустил глаза. Узкое лицо его с покрасневшими веками и тонким, старушечьим ртом выглядело невозмутимым, и только еле заметные бисеринки пота над рыжеватыми бровями выдавали скрытое волнение. Это узкое, нездоровое лицо странно контрастировало с большим, сильным телом.
— Садитесь, Сердюк, — сухо сказал Цветков. — На вопросы отвечать будете?
— По силе возможности, — скромно ответил Сердюк. — Да ведь и так все ясно.
— Что ж, по-вашему, ясно? — спросил Свиридов так поспешно, словно на чем-то уже поймал Сердюка.
Тот покорно вздохнул.
— Убег из лагеря — это раз. Безделку всякую спер на вокзале — это два. Ну, и сопротивление власти оказал. Я, граждане следователи, и не отпираюсь.
— Это хорошо, что не отпираешься, — строго одобрил Свиридов. — Значит, положение свое понимаешь.
Сердюк опять вздохнул.
— Конечным делом, понимаю.
«Уже сообразил, что про кражу у Починского мы знаем», — подумал Цветков. И спросил:
— Как познакомились с Туликиным Павлом Ивановичем? Как на дачу к нему попали?
— Да ведь как попал… — неуверенно, словно теряясь, ответил Сердюк. — Снял, можно сказать. Чистый случай. Где ни на есть, а ночевать надо было. Чистый случай, ей-богу.
Он смущенно тер корявые, загрубелые руки и, не поднимал глаз, потом униженно попросил:
— Закурить разрешите?
— Курите, — придвинул ему пачку папирос Цветков и снова спросил: — А Косова давно знаете?
Сердюк жадно затянулся, поднял глаза к потолку и, мучительно наморщив большой, с глубокими залысинами лоб, извиняющимся тоном ответил:
— Чтой-то не припомню такого. Вот если бы взглянуть, тогда да.
— Взглянете, — пообещал Цветков и снова спросил: — Раньше в торговле работали?
Сердюк охотно кивнул головой, словно радуясь, что может, наконец, ответить на что-то утвердительно.
— Именно. Продавцом… — и он назвал далекий город.
— При вас там кража была? Ювелирные изделия и прочее.
Сердюк снова охотно кивнул.
— Припоминаю. Когой-то попутало. Люди говорили, даже суд был. Всем крепко дали.
— Не всем, — усмехнулся Цветков. — До главного тогда не добрались.
— Ишь ты!..
Допрос некоторое время продолжался в том же духе: Сердюк охотно, даже подобострастно рассказывал то, что и так было известно, и осторожно обходил скользкие места. Цветков задавал вопросы деловито, спокойно и так же спокойно, почти равнодушно выслушивал ответы. Свиридов пытался было прикрикнуть на Сердюка, но тот каждый раз делал вид, что теряется и не знает, что отвечать от испуга.
— Ладно, Сердюк, — сказал, наконец, Цветков. — У нас еще разговоров будет много. Все переберем, все вспомним. Раз уж нам встретиться довелось.
Сердюк поспешно согласился.
— Чувствую, гражданин следователь. Очень даже. И потому размышлять начинаю.
— Во-во. Лучше поздно, чем никогда, — согласился Цветков. — Размышляйте. А пока скажите, зачем вчера на дачу к вам девушка приезжала?
На лице Сердюка отразилось такое удивление, что Цветков с сомнением подумал: «Горина не выходила из машины, так что он может и не знать, что она приезжала. Но тогда…»
— Убейте, не знаю, — горячо ответил Сердюк, прижимая руки к груди. — Чтоб мне свободы не видать!
— А что вы мне там, на даче, насчет портсигара сказали, помните?
— Это да, помню, — Сердюк сокрушенно вздохнул. — По злости сорвалось. Никакого я портсигара видеть не видел.
— А ведь мы его у Туликина отберем, учтите.
— Ваше право. Чего ж…
«Ох, придется с ним повозиться, — подумал молчавший все это время Виталий. — Пока признается, все нервы по одному вытянет».
— И деньги, которые на даче нашли, тоже, конечно, не ваши? — спросил Цветков.
— Ясное дело. Да господи!.. Да откуда такие-то деньги у меня?..
Цветков вздохнул.
— Да, Сердюк. Размышлять вам есть о чем. Валяйте, пока не поздно. Мой вам совет.
— Именно! Очень вы точно сказали: пока не поздно, — горячо откликнулся Сердюк. — Кто его знает, может, чего и вспомню.
— Ну, вот и подождем. С вами нам спешить некуда. Это вы, надеюсь, и сами понимаете.
Когда Сердюка увели, Свиридов, засопев, сказал:
— Ну, терпение же у тебя, Кузьмич, адское, прямо скажу! И еще на «вы» с ним! Эх, я б его в другое время… Но ты молодец! Об этом еще разговор будет особый.
Цветков хмуро сказал:
— Я вот тогда со справкой так и не успел.
— И не надо! — поспешно откликнулся Свиридов. — Отпала необходимость. Я, брат, человек прямой. И тебе скажу: поспешили с постановкой твоего вопроса. Неправильно это! Где хочешь скажу: неправильно! Какое дело ты поднял, шутка? Нет, Кузьмич, такими людьми, как ты, не бросаются! — Он говорил громко, все больше распаляясь. — Их поддерживать надо! В интересах общего дела! Прошу понять меня правильно! Я за дело болею, а не за самолюбие, какое оно ни есть. Сколько ты за это время, пока по этому вашему, как его… ну, ну… следу лисьему шел, сколько, говорю, дел поднял, сколько преступников разоблачил, а? Вот то-то, товарищи.
Свиридов, увлекшись и поминутно промокая платком мокрый от пота лоб, говорил с таким пафосом, что Цветков спросил:
— Репетируешь?
— Чего?.. — не понял Свиридов.
— К собранию, говорю, готовишься?
— А-а… Ты, Кузьмич, напрасно так-то. Я ведь с открытой душой к тебе. Не таясь. Вон прямо при нем все говорю, — Свиридов кивнул на Виталия. — Потому что тоже член коллектива.
Виталий молчал, еле сдерживая негодование. Он даже не ожидал от себя такой выдержки. Оказывается, он научился рассуждать и взвешивать прежде, чем что-то сказать, даже в своем, служебном кругу, среди товарищей. И на этот раз Виталий рассудил, что вступать в спор со Свиридовым сейчас бесполезно, даже невыгодно. Пусть он выговорится, пусть все скажет. В данном случае сильнее тот, кто молчит и слушает. Но все время молчать он, Виталий, не будет!..
Вскоре Свиридов ушел. Когда за ним захлопнулась дверь, Виталий сказал:
