стены, будто это интерьер, который я лично выбрал для своих апартаментов.
– Ты думаешь, что я пришла спасти тебя, – говорит. – Но на самом деле это не так. Я пришла поддержать тебя, и принесла немного воды. Спасение тебе не нужно, ты прекрасно справишься сам.
– И всё это потому, что ты видела меня у своего дома?
– Да.
– Я не верю в судьбу, – говорю. – И предпочитаю думать, что я – хозяин своей жизни. Только я выбираю, где я и когда окажусь.
– Это так. Каждый человек волен поступать как ему вздумается. Хочешь – выпей воды, хочешь – вина. Но представь себе человека, который жил сотню лет назад. Он родился, совершал какие-то действия, а затем ушёл в другой мир. Представь, что ты отправился к этому человеку на сотню лет назад и говоришь ему, как всё произойдёт. Это не судьба. Это история, запечатлённая от начала и до конца. Тебе она кажется туманной и неопределённой, поскольку ещё не сбылась. Но на самом деле она вся уже выстроена. Это никак не противоречит свободе воли. Даже дополняет её.
Отрицательно мотаю головой, из чистого упрямства.
Не хочется верить, будто кто-то знает наперёд все мои шаги.
Рассуждения девушки напоминают принцип времени как четвёртого измерения, уже выстроенного от начала и до конца. Обычный человек заперт в «сейчас» и не видит что находится в впереди. Но для существа, способного смотреть из более высокого измерения, время представляет собой неподвижную линию со всеми её событиями.
Нет никакого прошлого, будущего. Есть бесконечное настоящее.
– Можешь это отрицать, – продолжает Аэлиция. – Но всё так и случится. Ты придёшь к вратам моего дома и постучишь в них... однажды.
– Я в это не верю, – говорю.
– Но это ещё не всё...
Девушка поднимается ходит вокруг меня с ехидным видом, будто знает какой-то секрет, о котором я не догадываюсь.
– Как ты думаешь, почему я постоянно к тебе прихожу. Почему я принесла воду?
– Ты же сама только что сказала.
– Нет, я сказала, что однажды ты заявишься ко мне на порог. Но ко мне приходят десятки, если не сотни новых людей каждый день. А в будущем будет приходить ещё больше. Но ни на кого из них я не обращаю столько внимания, как на тебя.
– И почему же? – спрашиваю.
– А ты точно хочешь это знать?
– Я не хочу, но чувствую, что ты мне это расскажешь независимо от моего желания.
– Это действительно секрет и я не собиралась выдавать его слишком рано, – говорит Аэлиция. – Но посмотри на себя. Ты же такой милый, что я не могу удержаться.
Да, она действительно считает меня милым. Как маленького щеночка, что ползает по полу и забавно тявкает. Но стоит щеночку описать её красивый ковёр, как получит щелчок по носу.
– А ты готов такое услышать? – спрашивает. – В обморок не упадёшь?
– Не гарантирую.
– Мы с тобой... вроде как... муж и жена.
И она направляет в мою сторону два пальца-пистолета. Наверное, в этом мире подобный жест называется иначе.
Кажется, Аэлиция абсолютно уверена, что именно это случится в будущем. Но белая жемчужина говорит, что она что-то скрывает, недоговаривает. Сказанное сейчас – лишь часть правды, очень маленькая её часть, а что-то по-настоящему важное она оставляет у себя. Только отчаянный глупец будет доверять этой девушке.
Следит за мной большими серыми глазами, ждёт реакции.
– В это я тоже не верю, – говорю.
– Почему же?
– Не хочу показаться не вежливым, ты же всё-таки принесла мне такой бодрящей воды в трудный момент... Но ты не похожа на ту, чьим словам можно верить.
Её речи – паутина, в которой ты застреваешь тем больше, чем дольше её слушаешь. Сладкие, притягательные, а голос... можно слушать вечно. Но именно это меня и настораживает.
– Так и есть, – подтверждает Аэлиция. – Но я тебя не обманываю. В далёком будущем мы будем приносить друг другу клятвы верности. И ты будешь любить меня больше всего на свете.
– Этого не произойдёт, – говорю.
– Спорим?
Должно быть, девушка привыкла, что все вокруг её обожают, почитают и бросаются целовать ноги ради её улыбки. Но здесь, в этой части мира – она никто. И мне не нравится её самомнение, улетевшее в небеса.
– Ты даже не представляешь, – говорит. – Каково это жить, заранее зная, кто станет твоим мужем. Ты встретишь его ещё очень не скоро, поэтому сдерживаешься, чтобы не познакомиться с ним раньше. Как видишь, я не сдержалась. Кстати, ты не настолько красив, как твоя будущая версия. Нет того огонька в глазах.
– Раз уж мы заговорили в таком ключе, то можно сказать прямо? – спрашиваю.
– Конечно, милый. Ты не сможешь меня удивить.
– Думаю, что ты говоришь мне то, что я хочу услышать по каким-то своим причинам. Пытаешься подтолкнуть меня к чему-то, что тебе нужно. И я не поверю ни единому слову, пока не вижу всей картины. Уж прости, но муж, клятвы верности... Если захотела поманипулировать мной, нужно было выдумать что-то более правдоподобное.
– Тебе это кажется настолько невероятным?
– Я человек прямой, открытый и очень простой, – говорю. – Я горжусь этими качествами и ценю их в других людях. Но в тебе нет ни одной из них. Гораздо правдоподобнее бы звучало, если бы ты сказала, что я приду к тебе в дом, выгоню тебя из него и скажу, что теперь это мой дом. Это было бы гораздо ближе к моему характеру.
– Да, так и есть, – соглашается Аэлиция.
– Спасибо за воду, – говорю. – Я очень, очень благодарен за неё. Но ты не могла бы нам с братом как-то помочь и вытащить отсюда?
– Как я уже говорила, Гарн, Тебе не нужна моя помощь. Ты прекрасно справишься с этой ситуацией сам.
Аэлиция снова подходит ко мне, опускается на колени и прикладывает руку к моей груди.
– Ты выбрался бы отсюда и без меня, у тебя есть всё, что надо.
– Я уже двое суток пытаюсь вылезть на поверхность и результат просто смехотворен.
– Так почему бы тебе не попытаться найти другой способ?
Напоследок девушка наклоняется и очень нежно целует меня в лоб. Внезапно всё её ехидство исчезает и остаются лишь нежные
