взрываясь и рассыпаясь…
Бедра, бока и грудь сжигают сжимающие их руки, все органы плавятся и расползаются в одну лавовую массу. Я не чувствую уже ничего, кроме этого жара — он захлестывает, накрывает с головой, перед глазами темнеет окончательно, чтобы только на миг выбросить в остаточную вспышку, а потом остаются только далекие, затихающие голоса и блаженная, абсолютная пустота.
5-5
… Я потеряла сознание — и поняла это, когда очнулась. С сознанием медленно вернулось ощущение границ своего тела — и лучше бы не возвращалось, честное слово, меня как будто по полю таскали за ноги… все пульсирует, ноет… раздраженная кожа разве что не поскрипывает, от каждого движения простреливает…я что-то пропустила, пока была без сознания? Со мной делали что-то еще?..
В постели я одна, заботливо укрытая тонким покрывалом. На подоконнике рядом — стакан с водой и упаковка каких-то капсул; в рассветном полумраке (это же рассвет, правильно?) проступают очертания комнаты, где вчера или точнее уже сегодня ночью я творила черт знает что. От одних воспоминаний щеки начинает щипать краснота — я что, серьезно делала это? вот прямо серьезно позволила им… вдвоем?.. о господи… где, кстати, эти двое?
Дверь приоткрывается — в комнату заглядывает Раш. Вспомни солнце…
— Как ты?
— Ничего… — ойей, какие хрипы…
— Не похоже. Выпей таблетки, две штуки. Полегчает.
— От чего они?
— От… всего в целом.
— Прекрасно…
Пока я воюю с упаковкой и собственными пальцами, Раш так и стоит в дверях, внимательно наблюдая каждое мое движение. Под конец от такого пристального внимания я не выдерживаю.
— Что? Ты так смотришь…
— Ничего… просто смотрю… нельзя?
— Да можно… а где Мар?
— Вызвали на работу.
— Что-то случилось?
— У них там постоянно что-то случается… не волнуйся.
— Ладно…
Я вытягиваюсь на постели — вставать не хочется, двигаться не хочется… я все еще не понимаю, как относиться к произошедшему… и Раш, кажется, тоже — потому что он не уходит, топчется на пороге…
— Хочешь поговорить? — предлагаю без особой надежды.
Он молчит — да уж, и на что я рассчитывала, на полноценную рефлексию? — а потом вдруг неожиданно неуверенно произносит:
— А мы… можем?
— Почему нет? Садись только, не стой…
Как такой огромный он передвигается так тихо?.. Никогда не привыкну, наверное…
— Ты вчера… ну… тебе как вообще было?..
Взгляд ползет по потолку, не решаясь соскользнуть вниз. Как мне было? Отличный вопрос. Еще бы кто на него ответил…
— Это… сложно. Это первый такой опыт для меня… и мне было сложно воспринимать вас двоих… сразу… Но это не было плохо или отвратительно, в процессе… мне было хорошо. Просто слишком… интенсивное хорошо получилось, — нервный смешок вырывается против воли.
Тур молчит, перебирает пальцы… и только сейчас до меня доходит, что в его виде смутило меня на подсознательном уровне.
Раш снял бинты.
Я даже подскакиваю, хватаю его за руку… полосы чуть темнее кожи еще видны, но это ни в какое сравнение не идет с тем, что было раньше.
— Раш…
— Ага… буквально за ночь. Я сам не могу поверить. Понадобилось всего-то…
— Ну не всего-то.
— Не всего-то, ладно. Но все равно… это ведь не лечится никак, ты же знаешь. А тут за одну ночь… как будто не было…
— Я рада… правда, очень рада…
— Я-то как рад.
Поддавшись порыву, я тянусь и ерошу его волосы. Он подставляет лицо, чешется, ласкается… Славный и какой-то такой… безопасный, что ли? С каких пор он стал… безопасным?..
— Спасибо, что заботишься обо мне… что вчера… заботился обо мне.
— Могу еще разок-другой позаботиться, — фыркает он мне в ладонь и юрко проводит языком между пальцев.
Похабник.
— Пока не надо.
— Ты обещала, помнишь?
— Не сейчас, ладно?..
— Я подожду.
Ладно, он не безопасный. Он шабутной, вечно наводит шороху и суету — но совершенно не представляет угрозы. В отличие от Мара, он все время держит в тонусе — и в чем-то это, наверное, хорошо.
До вечера я остаюсь в постели — ватное тело наотрез отказывается подниматься. Раш остается со мной — и весь день таскает мне наверх то сладости, то попить, то еще что… давно забытое или, если совсем честно, никогда толком и не познанное чувство поднимается откуда-то из глубины, наполняя ослабевшие и разболтанные внутренности чутким и чуть пузырящимся теплом.
Мар возвращается поздно ночью, когда я уже успела привести себя в порядок и снова легла. Раш дремлет — или делает вид, кто его разберет? Тур тихонько присаживается на край постели и отводит волосы от лица. Я трусь носом о его ладонь и улыбаюсь, когда он едва ощутимо вздрагивает в ответ.
— Как ты?
— Хорошо… честно…
— Я там мазь принес… потом если нужно…
— Спасибо…
— Раш?..
— Вел себя прилично.
— И уже жалею об этом, — раздается бодрое от стенки. Так и знала — притворяется. — Надо было устроить вакханалию.
— Ты сейчас вниз пойдешь спать.
— С чего?
— С того что распоясался.
— Это я не начинал даже.
— Не ссорьтесь, мальчики.
— Где ты тут мальчиков увидела?
— Ладно, ладно…
Мар ложится рядом, я сдвигаюсь, чтобы дать ему места — и попадаю в руки Раш’ара. Тут же меня накрывает второй парой рук — в сплетении их я чувствую себя устрицей в раковине. Тепло и немного волнительно, из темноты разнеженного разума сами собой рождаются щекотные образы и мысли. Я обхватываю Мара за талию, прижимаюсь к его животу… он дышит чуть тяжелее, чем нужно; Раш с едва различимым ворчанием прижимается пахом к моим бедрам плотнее, его возбуждение нарастает с каждой секундой. Если так и дальше пойдет…
— Давайте… просто поспим?..
Мар целует меня в макушку, поглаживает ласково.
— Спи спокойно. Я прослежу.
— Эй, я вообще-то еще не…
— Умолкни. Не сегодня.
Я утыкаюсь носом в сочленение мышц на его груди, втягиваю крепкий, густой запах. Он окружает меня со всех сторон, от него тепло и спокойно… только засыпая, я понимаю, что мне показалось в нем непривычным.
Это наш запах, общий. Наш, общий… на троих.
5-6
После праздника Отчего огня лето как-то быстро пошло на спад, и я наконец снова ощутила себя человеком, а не студнем. Занятия стали продвигаться все бодрее, и Грида несколько раз предлагала мне снять ретрансляторы — но я переживала и для подстраховки носила, отключая их только иногда, чтобы потренироваться в произношении. Но на бытовом уровне они мне и правда не требовались — основные фразы и выражения уже отлетали от десен и не разбивали язык параличом.