class="p1">— Как ваши дела? — спрашивает уйримка, прислонившись к стенке, пока я подвязываю легкие босоножки. Истрепалась что-то обмотка, надо бы заменить…
Как наши дела?..
… Дорвавшись до тела, Раш’ар сделался как будто одержимым. Сегодня утром он без слов усадил меня на столешницу, опустился на колени, и спустя три минуты я уже не помнила своего имени — только скребла ногтями по скользкой поверхности и задыхалась. Сер’артум, священный уговор, чтоб ему… из-за него я не каждое утро могу сидеть ровно.
— Ну… неплохо. Вроде как…
— По тебе видно.
— Правда?
— Ага… как будто светишься теперь по-другому… Ну, иди осторожно.
— Хорошо. Тогда до завтра?
— Да, спишемся утром…
Что-то не то с ней сегодня… смотрит как-то странно, и это её “спишемся утром”… Что и как она чувствует, я понять не пытаюсь. Встретив меня после той ночи, она без расспросов достала красную ленту и предложила заплести вторую косичку. Удивительное существо… иногда даже немного пугающее. Ладно. Пора домой.
Я бреду окружной дорогой — теперь, когда спала жара, гулять здесь одно удовольствие. Теплые стволы пахнут крепкой древесиной, тяжелые листья отбрасывают рифленую тень… Переругиваются где-то далеко птицы, не руртук, другие… как же их Мар называл, мрын? мрон? надо будет спросить, он как раз выходной сегодня…
Если вынести за скобки постель, в которой каждый раз начиналось негласное соревнование, они с Рашем и правда как будто поладили. Переругиваются, как те птицы, но как-то беззлобно, больше по привычке… Спуская раздражение в мелких перепалках, они сошлись в чем-то куда более важном. Между ними ведь больше общего, чем у меня с любым из них, и это чувствуется — в согласованности движений, в старых шутках, понятных только им двоим, что иногда проскакивают в разговорах… Ведь по сути, это я появилась в их жизни, а не они в моей… что-то общее между ними было задолго до моего появления, и теперь оно постепенно, шаг за шагом, возвращается на свое место — туда, где и должно быть.
Выскакивает камешек, неловко подворачивая ногу — и несчастная обмотка окончательно лопается. Ну что ты будешь делать… Я склоняюсь, кручу ее и так, и этак… зараза, что ж никак не закрепишься, не босиком же мне идти? — и внезапно краем глаза замечаю сбоку что-то огромное… серое… Ухают внутренности, сердце мгновенно разгоняется до ста ударов в минуту. Я медленно поднимаю голову — нет, нет, нет, не может, не может, не может… ааа… твою мать…
На краю оврага стоит серый мрок.
“-Серый мрок — бежать и прятаться. Запомнила?
— Запомнила”.
Под выцветшей шкурой перекатываются каменистые суставы, пока зверь, медленно переставляя лапы, спускается по камням, издавая странные шипяще-свистящие звуки… глаза его мутные, видно даже отсюда… боже мой, он же сюда идет… он же меня…
Я подрываюсь с места — только взметается каменная крошка. Тяжелые удары за спиной — все ближе и ближе. В сторону, в сторону, вверх, камни-камни-камни, корни, земля, ветки раздирают тело, оставляя по куску за спиной, бросает влево и вправо, горит и плавится, в глазах свет превращается в свист… земля хватает ноги, я рву их за собой, отрывая подошвы от костей, быстрей-быстрей-быстрей, пока не поздно, пока не догнал…
Пока не встречается расщелина сильнее меня.
Руками в землю, лицом в руки — живот отдает сотрясающей болью. Я выворачиваюсь, отползаю, спина врезается, перед лицом — только чудовище с оголенной пастью… не так, господи… только не так, как угодно, но только не быть разорванной в шаге от дома, где меня ждут…
Смотреть нет сил, подняться — тоже. Я закрываю голову руками, набираю полную грудь воздуха — но не успеваю закричать.
Кричит мрок — низко и страшно — когда в него на полной скорости влетает темное тело. Отбрасывает в сторону, рычит на него, лупит… веткой?.. что это?… кто это?.. Не Мар и не Раш, нет, другой…
Мрок топчется, бросается снова — и получает по спине оглоблей. Снова и снова незнакомый тур заносит руки над головой, трещит древесина, трещит и раскалывается о голову зверя. Тот мотает головой, покачивается… и наконец перестает бросаться вперед. Его ведет из стороны в сторону, он издает низкий рокочущий звук, как старый двигатель… и наконец тяжело оседает, опускается на брюхо и замирает со свистом.
Тяжело дышит тур передо мной, я вижу, как ходуном ходит его спина. Он медленно оборачивается — и знакомое лицо кажется мне незнакомым. Передо мной стоит Вереш — приветливый мальчик, который носил мне фрукты, который смущался при виде меня в тонкой рубашке.
Передо мной стоит мужчина, только что убивший зверя — его руки, лицо и шею медленно оплетает темная вязь.
* * *
— Вам крупно повезло.
Мои внутренности другого мнения на этот счет. По ощущениям, я отбила себе все что можно, но больше всего пострадали ноги — все разбитые, ступни и лодыжки горят огнем. Другого мнения Мар и Раш’ар, прилетевший буквально через минуту после врача. Как он добрался от космопорта за полчаса?.. Не хочу даже думать, с какой скоростью он ехал…
Врач выглядит невозмутимым — как будто его каждый день вызывают на дом осматривать женщину, которая собрала своим телом все камни и стволы близлежащего оврага. Не обращая на пристальные взгляды и капли внимания, он бережно, но уверенно ощупывает каждую косточку, наносит мазь и накладывает повязки.
— Этот молодой арнум заслуживает похвалы. Надеюсь, вы почтите его семью как должно.
— Само собой, — как эхо отзывается Мар, не глядя в сторону Вереша, что изваянием застыл на пороге комнаты. В его сторону никто из присутствующих старается не глядеть — я в первую очередь.
Потому что черные полосы на его теле никуда не исчезли.
В ушах у меня шум, в голове — кавардак. Еще один? Третий? Что с ним делать вообще? Куда деть? Я только с двумя разобралась… куда третьего-то? а можно это как-нибудь… назад сделать?.. ааа, что за глупости, я же прекрасно знаю, что никак… но почему теперь? Он ведь не первый раз меня видит, тогда почему раньше не было признаков? Вошел в половую зрелость, что ли? Нет, ну почему?.. может, мне лучше из дома теперь не выходить?..
— Это же Зов крови у тебя, верно? — резко спрашивает молчавший до этого Раш. Он не проронил ни слова, когда увидел меня на диване в гостиной всю ободранную, только глаза почернели; молчал, пока доктор обрабатывал синяки и ссадины. А теперь вот…
— Не… знаю… — тяжело произносит Вереш, не отрывая от меня глаз. От его взгляда
