дрожь, опустилась на пол.
– Думаешь, я какой-нибудь психопат? Ошибаешься. Я просто восстанавливаю справедливость. – Уайт явно наслаждался происходящим, как актер, получивший свою минуту славы. – Тебе, наверное, казалось, что мы с Никитой – лучшие друзья? Так и было. По крайней мере, поначалу. Но это длилось недолго. Тебе когда-нибудь приходилось быть в тени лучшего друга, и не неделю, не месяц, не на одной случайной вечеринке, а годами, практически всю взрослую жизнь? Думаешь, приятно, когда твои идеи выдают за общие? Когда полмира боготворит Осадчего, даже не догадываясь, кто на самом деле достоин аплодисментов? Его смазливое личико на обложке Forbes, а про меня – две жалкие строчки! Знаешь, сколько раз со мной знакомились женщины, просто чтобы узнать телефон этого ублюдка?!
Алекс в бешенстве мерил шагами комнатушку, а потом резко остановился и посмотрел на Еву:
– Да он бы без меня ничего не добился, жевал бы сопли со своим братом! Весь такой порядочный, чистенький, боялся запачкаться. Он бы в обморок упал, узнав, что на самом деле творится на этой фабрике, благодетель херов.
– То есть все это – «концлагерь», измученные люди, только ради денег? – с презрением спросила Ева.
– Ты снова разочаровываешь меня. Причем тут деньги? В них я никогда не нуждался, – Уайт посмотрел на девушку с тоской. – Я хотел занять свое законное место, а этот слизняк мешал. Годами я ждал, что он облажается, даст хоть какую-то зацепку. Но нет! Святой Никки был безупречен до тошноты. Только штрафы за превышение скорости, но этим никого не удивишь. Пришлось брать дело в свои руки. Сначала была Лора.
– Лора?
– Именно. Та самая инструктор по серфингу. Как ты понимаешь, ловить волны – не основное ее занятие. Гораздо лучше она ловит богатых мужиков. План был гениален в своей простоте: две волшебные таблетки в стакан виски – и на следующее утро после клуба наш мальчик просыпается в чужой постели и ничего не помнит. А Лора уже в полиции, пишет заявление об изнасиловании. Осадчий на время разбирательства отдает должность генерального директора своему надежному другу. Он же не хочет замарать компанию дешевыми скандалами. Кресло наконец-то достается тому, кто больше всего его заслуживает. Но все пошло не так! Знаешь почему?
Ева мотнула головой, совершенно не понимая, о чем речь. В глазах защипало, она старалась не думать о том, как чудовищно несправедлива была к Никите. Но Алекс вдруг заорал прямо ей в лицо:
– Из-за тебя, сука! Все из-за тебя! Наш герой, который раньше трахал все, что движется, видите ли, влюбился! И вместо того, чтобы оказаться в постели у госпожи Романофф, в своих наркогаллюцинациях всюду видел тебя. А у Лоры это первый прокол за ее выдающуюся карьеру, представляешь? Даже через младшего братца подкатить не получилось. У девушки теперь психологическая травма. По твоей милости, блять.
Ирония в словах Уайта не была ни забавной, ни разряжающей обстановку. С каждой секундой Еве становилось страшнее.
– Но я так просто не сдаюсь, как ты уже поняла. Один козырь у меня еще оставался в рукаве, самый ценный, берег его на черный день. Догадываешься, о чем я?
– Фабрика на Филиппинах?
– Умничка. Наконец-то! Три долбаных года я так и этак уговаривал Никки расширить производство и построить фабрику в азиатских ебенях, подальше от его зорких глаз. Сказал, что всю организацию беру на себя. Притащил левый проект с детскими садами, бассейном и чуть ли не СПА-салоном для рабочих – и этот дебил поверил! Так на деньги Никиты я построил самый большой в мире компромат на него же. Впечатляет, да? Тебе, наверное, не терпится спросить, почему же это не компромат на Алекса Уайта?
Ева молчала, уже понимая, чем закончится этот разговор, и не спускала глаз с пистолета.
– Отвечу тебе, – продолжал Уайт. – По документам я не имею к происходящему никакого отношения. Меня даже сейчас здесь нет. Удобно, правда? Оказалось, что быть никем – это в своем роде плюс. На бумагах стоит подпись Никиты, а в Танаване всем управляет компания-субподрядчик, чей директор хранит молчание за скромный миллиард в год. Конечно, я тоже получаю свои пару миллиардов на безбедную старость, но, как я уже говорил, деньги здесь не главное. Главное – справедливость.
Ева была потрясена. Она даже не знала, чего сейчас больше внутри нее – ужаса, гнева или отвращения к Алексу. Слезы потекли по щекам против ее воли. Никиту подставят и уничтожат, а она никак не может этому помешать. Не может спасти даже себя. Все эти долгие месяцы Ева потратила на ненависть к человеку, которого так любила!
И только один, последний вопрос не давал покоя:
– Но как ты мог притворяться годами так искусно? Почему Никита не почувствовал, не заметил?
– О, белла миа, ведь я был идеальным амико! Всегда рядом, всегда готов прийти на помощь своему фрателло. Мио Дио, откуда такие мысли в твоей хорошенькой головке?
Буквально за секунду Алекс перевоплотился в более привычную версию себя: плечи расслабились, в глазах зажегся знакомый теплый огонек, губы растянулись в игривой улыбке, в искренности которой невозможно было сомневаться. Глядя на ошарашенное лицо девушки, он произнес:
– Ну что, так понятно? Ты ведь тоже поверила тогда, в Mon Trésor.
– Да, поверила. Ты можешь быть дьявольски убедительным… – тихо произнесла Ева. – Теперь ты меня убьешь?
– Ну что ты, дольчецца. Я же не убийца. Я просто эффективный менеджер. Для грязной работы у меня есть Пабло. – Уайт оглянулся на филиппинца и коротко кивнул.
Ева зажмурила глаза.
* * *
Звук выстрела был оглушительно громким. Но через доли секунды он смешался с грохотом, треском, взрывом. Дверь вылетела из петель и со скрежетом врезалась в противоположную стену. Ева закрыла голову руками, не понимая, что происходит, жива она или нет, и вжалась в матрас. В глазах защипало от едкого дыма, один вдох, второй – и девушка закашлялась. В и без того темной камере она не могла разглядеть даже собственные ладони. Бетонные стены и Евины мучители исчезли в густом сером дыму. Как сквозь вату девушка различала топот шагов, крики, далекий вой сирен, стоны и проклятья Уайта. Все это одновременно было и очень близко, и далеко, словно в другой вселенной.
Голова раскалывалась, от привкуса бетонной пыли во рту сводило челюсти, горло обжигало чем-то похожим на слезоточивый газ. Гул в ушах сначала усилился, а потом резко наступила тишина, и на несколько секунд Ева испуганно подумала, что оглохла. Руки и ноги стали тяжелыми, безжизненными, в груди нарастало острое муторное чувство. Опираясь
