в жалкого просителя милостыни, ненароком зашедшего в восхитительные покои. Видимо, такие размеры только для того и нужны — напоминать народу о том, что он мал и ничтожен, как сор.
Непомерные витражи закрывались флагами герцогства. По таким окнам не могли бить дождевые капли, они не имели на это никакого права.
Впереди меня шёл преисполненный гордости слуга в начищенной парадной ливрее. Он выглядел богаче, чем большая часть нашего города. Его аккуратные манжеты, удивительные запонки и накрахмаленный воротник могли служить примером первоклассной работы над стилем. На любом модном вечере мой проводник рисковал стать всеобщим любимцем и вечерним первооткрывателем шампанского.
Я таки попал в рай. Идеал, вершина зодчего искусства, мраморный, сотканный из тысяч и тысяч безделушек замок возвышался над городом. Он был царём без короны, властителем без документов… В общем, местом, неприятным во всех отношениях, но очень уж притягательным. Замок тянул к себе деньги и сволочные характеры, как паук мух. И не скрыться.
«Ты поймал меня, дворец обманутых ожиданий, и теперь ждёшь подходящего момента, чтобы сомкнуть пасть.»
Полиция сразу же заслышала взрыв и в спешке направила в психбольницу вооружённый отряд из сорока человек. Спрятаться от них не представилось возможным. Меня сразу же поймали и повязали. Хорошо, что я догадался взять паспорт Уилла — промокший, окроплённый кровью, он был все ещё действительным, пока никто не доказал обратного и не нашёл самого хозяина паспорта.
Меня доставили в отдел полиции, как свидетеля. Камеры были переполнены людьми разного сорта: бунтовщики, воришки, мошенники, контрабандисты — словом, бесчестные люди, особенно первые.
Я не без оснований полагал, что вскоре мне грозит разоблачение и камера смертника, но вместо этого меня пожелал видеть сам герцог: я отправился из отдела полиции в его резиденцию почти немедленно, не успев поболтать со следствием, уже готовившим инструменты пыток. На личной карете правителя мы проехали весь город и оцепление из трёх сотен солдат, охраняющих замок и не подпускающих к нему людей даже на сотню метров.
— Говорите предельно чётко и недолго, не просите и не умоляйте. Вы поняли, Уильям?
— Да. — я готов предстать перед господом богом.
— Проходите.
Разодетые в пух и перья лакеи с безмерно серьёзными и надутыми лицами, от которых тянуло в сон, отворили створы и я вошёл в одну из гостиных замка.
Это была уютная комната, хоть и слишком большая: её потолки достигали непозволительной высоты, а места хватило бы, чтобы разместить концертный зал. Мой последний концерт. Сольное выступление.
Первый ум Ан-Рока, да и всего герцогства, сидел в кресле, съежившись от холода, хотя в комнате было нестерпимо жарко: камин, столь высокий, что огонь подымался в нём до моего носа, бушуя, как пламя ревущего лесного пожара, давал столько тепла, что его бы хватило на весь этаж.
Рядом с герцогом стояло трое вооружённых воинов в чёрных куртках. В любой момент они закроют тело господина, коего почти и не видно за колючим клетчатым пледом. Я и не надеялся на успех.
— Вы хотели что-то мне сказать, верно, мистер Уильям? Что-то очень важное, такой важности, что оно не может терпеть каких-либо отлагательств. Верно?
— Да, ваше превосходительство. — я сделал шаг вперёд, но охрана посчитала это излишним и потянулась к клинкам. — В нашем герцогстве творится беззаконие.
— Да? — проскрипел старик, играясь с кочергой. Он вонзал чёрную сталь в угли, разрывая мягкие и податливые поленья. — и какие же? Кто преступник? — я сделал ещё шаг. Было нестерпимо жарко, пот тёк в три ручья.
— Федерик Усман. У меня есть неопровержимые доказательства того, что он похищал людей, рождённых в нашем старом роддоме, с целью постановки на них ужасающих опытов. Этот маньяк держал людей за семью печатями, прятал под землёй, не давая солнечного света, накачивал химическими веществами, отслеживал каждый шаг и…
— И он умер. Голова негодника висела на стене. Я читал протокол. — герцог поперхнулся слюной и ему пришлось ненадолго прерваться. — Прискорбно, что такие злодеяние выпали на долю Ан-Рока… Кто-то кроме вас знает об этом? — с чего задавать такие глупые вопросы?.. Кажется, я знаю, почему. Знал, когда шёл сюда. И знал, что уже не выйду.
— Я рассказал о моих догадках многим людям, прежде чем отправиться на остров. Они продолжат моё дело. — жара пила мои жизненные силы, утоляя свою жажду. Комната была похожа на пустыню, а я — на заблудшего бедуина.
— Рассказал многим людям… Джеймс Браун, вы слишком эгоистичен, чтобы делится славой с другими детективами. — я сделал ещё один маленький шаг.
— Моё имя не играет роли. Великое злодеяние было совершено в больнице под покровительством… под вашим покровительством, ваше превосходительство. — ещё три маленьких движения и я увижу лицо того, кто разрушил мою жизнь. Как заманчиво и завораживающе. Что будет, если я посмотрю в эти бездонные глаза? Их хозяин украл мою юность, забрал мои решения, сковал цепями и отобрал единственный смысл жизни.
— Вы ведь числитесь среди преступников, мистер Браун? Говорят, убили ни в чём не повинную женщину. Как досадно. — герцог окончательно разворошил угли. Костер распался и огонь притих. Старик не умеет поддерживать спасительного тепла. — Очень жаль, что я потратил на обычного убивца так много времени.
— Очень жаль, что вашу душу сожгут в аду. — гробовая тишина. Слышно, как предсмертно трещат угли.
— Ха… — тихий неловкий смешок, до чего же старик жалок. — Ха-ха… — издевательски наигранный. — Ха-ха-ха… — искусственный. — ХА-ХА-ХА! — фальшь. — ХА-ХА-ХА-ХА! — омертвелый старик смеялся, рвал глотку, как напыщенный индюк, и хохотал, подражая доброму старцу, но его худоба, слабость тела и духа меняли очертания весёлого смеха на угрюмые мелодии жесткосердечного, язвительного хохота. — Мистер Браун, никто не попадёт в рай в нашем городе, уж вам-то давно пора это понять. Это место давно сгнило. Морские сваи расшатались у основания и вскоре всё порушится. — шаг. Я у старика над ухом.
— Это вы дали приказ? — клинки охраны блестят на отсветах костра.
— Какой?
— Убить мою жену.
— Я. — молниеносный удар повалил меня на плиты. Телохранители явно употребляли что-то мощнее цистгана. — Я Следил за вами в ночи. — пока мне заламывали руки, не боясь сломать плечей и сделать инвалидом, герцог решил ознаменовать победу. — Вы опасен. Каждый ваш шаг контролировался гвардией. Я знаю все ваши мелкие преступления, всех ваших знакомых. Вы довольно мелкая душонка.
Я рванул вперёд, как пушечное ядро, и снёс пару кресел. Охранники ухватили меня вновь, после чего поставили на колени у самого костра. Я видел половину лица моего господина и правителя, остальная его часть была покрыта тенью.
— Вы как никто другой должны понимать, что герцогская власть
