истинное предсмертное безумие. Не стоит доверять агонии смертника — это сумасшедшее пламя, опаляющее брови.
— Рыбки боятся течения. Они думают, течение настолько сильное, что может убить их, если они сойдут с него. Только это не так, Джеймс! Всё это выдумки тех, кто боится потерять власть над рекой. Я верю, что если буду помогать другим, то моя рыбка станет особенной. Она уйдёт из косяка и отыщет начало реки. Она выйдет в море!.. Я уже слышу плеск волн. Джеймс, вы ведь слышите чаек, слышите их радостные хриплые крики? — мне не хотелось обманывать доктора, но и бессовестно надругаться над его предсмертными видениями я не мог. Я не имел права сказать, что вижу лишь окровавленное лицо безумного человека.
— Да, я слышу их, Уилл. Они летают над золотым песком и беснуются от бесконечных голубых вод. Закат поливает их белые крылья лучами и растекается по воде сверкающими жёлтыми бликами, пена серебристых волн такая теплая и мягкая, что в ней можно уснуть.
— Вы всё видите, Джеймс! — доктор хрипло рассмеялся, забрызгивая меня кровью. — Вам лишь надо начать плыть.
— Это не так-то просто… доктор? Уилл?..
Я поднял голову. Наконец, несчастный умер.
Задумавшись, я встал. В моей душе внезапно зародилось ощущение, что я упустил что-то очень важное.
Где-то затряслись камни: матросы пытались встать после обстрела кирпичами. Сомневаюсь, что хоть кто-то из них сохранил возможность ходить. Из маленьких везунчиков, которых почти не задели камни, остался только Федерик Усман и… Вот же.
Резкий шорох прервал молчание коридора. Я обернулся и бегло осмотрелся по сторонам — рядом была лишь пыль и один разъярённый матрос.
Антуан Гаус набросился на меня со спины и опрокинул на камни. Оказавшись на полу, я нащупал хороший булыжник и ударил им по пальцам его ноги. Бойцовский пёс визгливо вскрикнул и ненадолго прервал а атаку, после чего я сумел подняться. Завидев это, Антуан ужасно рассвирепел: оскалился, напряг тело до последнего мускула и кровожадно растопырил пальцы. Как дикое животное, он вновь прыгнул на меня, надеясь оттолкнуть к стенке, но в этот раз удача была не на его стороне: я отскочил и с силой вмазал по маленькой голове булыжником.
Матрос повалился на стену. С его лба лоскутами свисла кожа, заливая кровью правый глаз. Понимая своё незавидное положение, Гаус не стал ждать, пока он окончательно свалится от потери крови, и на последнем издыхании вновь набросился на меня. Теперь я был готов и, подбив противнику ноги, опрокинул его на камни. Гаус издал болезненный стон. Я повалился на него и крепко стиснул смуглую шею. Моряк обхватил мои клешни жалкими ручонками, пытаясь оттянуть неизбежное. Силёнок у него не хватало. Поняв, что разжать мои пальцы не выйдет, Гаус принялся тянуться к моим глазам, чтобы выдавить их. Он издирал моё лицо заострёнными ногтями.
Вскоре убийца женщин выпустил последние капли воздуха из лёгких и сделался красным. Я уже устал сжимать шейные позвонки, но не ослаблял хватки. Прошло ещё полминуты и боцман надулся, заимел пунцовый цвет лица и перестал сопротивляться. Его синие татуировки потеряли цвет. Через пару секунд глаза Антуана Гауса превратились в горный хрусталь. Я выпустил его высушенное тело из своих лап и побежал за Усманом, чтобы закончить праведный суд.
Долго идти не пришлось. Я нашёл главврача в его лаборатории: он был расчленён и кусками разбросан по комнате, как и подобает великому гению. Удивлённая голова мистера Усмана висела прямо над входом и капала на пол.
Подойдя к ней поближе, я с удивлением заметил, что все двери коридора отворились. Помещение наполнилось бывшими пациентами, как ванна водой.
В их главе стояла окровавленная Анна Фанкоц. Как только последний несчастный вышел из палаты, она тут же пошла вперёд, к выходу. Я перегородил ей путь и смиренно ждал, когда же она доберётся и, наконец, узнает меня, но как только наши взгляды встретились, девушка оттолкнула меня плечом и двинулась в подорванный коридор ещё быстрее. Даже не посмотрела. Словно подвинула мебель.
Я попытался остановить какого-то паренька, но он, будто заговорённый, продолжал топать ногами даже на месте. Поняв, что бесполезно допытываться до причин его овощного состояния, я поплёлся на выход вместе с молчаливой толпой.
Вскоре пациенты ужасного доктора добрались к пролому и мы вышли в утренний промозглый день, переступив труп Уильяма, как ветку. На улице всё так же шёл дождь. Утренний мороз сковал немногочисленные деревья, набросав на них инея. От холода я стучал зубами.
Анна Фанкоц остановилась у края небольшого каменистого пляжа и вскинула руки, наполненные синим огнём. Где-то вдалеке женский голос ответил её приветствию стенающим пением.
Не прошло и минуты, как толпа ненормальных магов начала понемногу подыматься наверх. Я опомнился только в тот момент, когда уже все поднялись выше моей головы, и ухватился за чью-то грязную пятку.
Женский голос запел во всю мощь. Толпу магов окружил синий ореол и они начали подыматься в небо ещё быстрее. Сила этого небесного притяжения была столь велика, что мне не хватило сил удержать чью-то ногу и я свалится на мокрую гальку, отбив задницу.
Толпа взлетела в небо. Вскоре она пропала где-то средь туч.
Глава 21
Величественные комнаты вязко тянулись по этажу. Как мёд, они медленно опадали с ложки под и сливались с общим тоном обоев. Весь замок можно было описать одним словом: сахар. Углевод, мгновенно действующий на мозг и притупляющий сознание. Наивная голова просит ещё и ещё, пока не станет так приторно, что на языке возникнет едкая боль, непозволительно похожая на горечь.
Дворец буквально кричал об ушедшей эпохе прекрасных, ныне недостижимых идеалов, нравственном величии нации: царственные скульптуры античности, седые картины, блестящие рыцарские доспехи, изорванные, потёртые вымпелы особых отрядов, оставшихся лишь на трагичных страницах истории, старинные шкафы с изогнутыми ручками, за которыми прячется не одна дворцовая легенда. Всё это нагромождение, что не умещается даже в памяти, не то что в глазах, равномерно заселяло замок. Только от перечисления этого барахла пересыхало в горле.
Я не мог найти неровной кладки или зазубрин на углах. Всё было слишком идеальным, выверенным, невозможно суровым и громоздким, но при этом удивительно аккуратным, исполненным святого достоинства. Замок был шедевром от безымянного художника. Все же слышали легенды о непревзойдённых архитекторах, замурованных в стены?..
Я долго шёл по бесконечному холлу, который больше напоминал сказочный зал из лимонного янтаря и молочного мрамора, а не проводника в комнаты. Непостижимая высота потолков пугала меня, превращала из спасителя города
