Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

член самца, рассказывала ей, что акт любви можно сравнить лишь с ощущениями кровавой битвы. Наверное думала, что её приёмная стальная дочь не поймёт другого объяснения. Мама ошибалась. Она бы поняла. Зрелище одновременно отталкивало и притягивало, внутри её стального тела ритмично перестукивало и сладко ныло невидимое металлическое сердце.

* * *

— Так почему ты бросил меня, русский? Я же пыталась остановить тебя, сказать что...

— Я видел, что ты подвернула ногу. Значит бежать не сможешь. Но сможешь стрелять. А значит задержишь рой. А значит я слетаю по-быстрому, найду, где лажанул, отыщу правильный путь и успею вернуться за тобой до того, как эти твари тебя выпотрошат.

Ютта ошарашенно уставилась на своего недавнего любовника. Её рука, сжимающая лезвие армейского боевого ножа, на кончике которого розовела гигантская горка порошка, застыла на пол-пути к прекрасно очерченным индейским ноздрям. Трабл пригнулся, накрыл её руку своей ладонью, поднёс лезвие к своему лицу и моментально всё снюхал. Ютта Аулин ткнула ножом в жестянку, которую она держала в другой руке — на клинке вновь образовался розовый кулич.

— И что, нашёл?

— Нашёл.

Ютта Аулин молча одарила бойца долгим уничтожающе-восхищённым взглядом после чего, изящно и чувственно, употребила.

— Тогда в путь, русский солдат, хули мы тут рассиживаемся.

Её сомнительное воодушевление вмиг прошло, лишь только Ютта вскочила на ноги. Розовый порошок не излечил её ногу. Издав протяжный писк, она опять сползла по стенке на задницу.

Трабл зажал в зубах фонарик и, схватив раненную конечность, приблизил означенную к своему хищному и испуганному лицу. Ага. Хищному и испуганному. Вы видели, как стремаются волки? А тигры? Уши прижаты, усы топорщатся, клыки оскалены, ещё шаг и вцепится прямо в рожу. Так что нехуй морщиться, уважаемый читатель.

Тонким, изящным, как у гитариста, пальцем, он подковырнул странную занозу, торчащую из маленькой женской ступни. Ютта еда сдержалась, чтобы не втащить партнёру с левой в бровь.

— Это надо вытащить, Ютта. Промедола? Или после?

— После, русский. Потерплю. Только давай быстрее, и бурбона ливани.

Трабл вытащил плоскую флягу — перешедшую к нему трофеем собственность злосчастного Свиздарика, укокошенного главой раньше, и, сделав большой глоток, протянул женщине. Ютта приняла сосуд и щедро полила алкоголем свою измученную пятку. Потом глотнула, окропила лезвие ножа и протянула клинок бойцу. Горе оскалился, прицелился...

Вот и пришло время говорить.

— Брось нож, русский, и отойди от моей мамы. Держи руки так, чтобы я их видела. Вы чё, совсем обдолбались? Что за нахуй тут творится?

— Здравствуй, Элис.

Трабл нарочито медленно положил нож на пол, ногу Ютты туда же, поднял руки над головой и медленно переваливаясь, как жирный капитулирующий гусь, на корточках, отковылял прочь от женщины.

Голова Ютты резко дёрнулась на голос, она поспешно вскочила на ноги и охнув, упала.Встала на четвереньки и поползла на коленях туда, где сквозь светящийся туман проступили очертания чего-то, ощетинившегося стволами. Разноцветные лампочки на стальной башенке засверкали всеми цветами радуги, влага, вмиг скопившаяся в уголках всех многочисленных очей робота, многократно усиливала яркие вспышки — Элис не могла скрыть своих чувств. Она, жужжа и потрескивая, медленно приблизилась к ползущей навстречу женщине. Руки Ютты обвили склонившуюся над ней стальную головёнку и женские губы прижались к холодному, потемневшему от пятен гари, отработанного масла и засохшей крови, металлу.

— Почему ты бросила меня, мама?

— Я думала, что ты мертва, моя девочка. Но теперь всё будет хорошо, ведь так, моя дорогая?

— Да, мамочка. Теперь всё будет хорошо.

Услышав последние слова Трабл, завороженно взирающий на сцену мокрыми щенячьими глазами, еле успел отвернуться и, зажав рот обеими руками, захлебнулся приступом нервного, истеричного смеха.

* * *

— И где ты всё это время пряталась, моя девочка?

Элис остановилась и лязгающий звук, издаваемый её брутальными гусеничными протекторами, стих. Роботесса задрала вверх свою овальную башенку — единственную часть тела, что была свободна от всяких разных смертоносных стволов, и уставилась на Ютту Аулин. Все её лампочки сверкали жёлто-фиолетовыми оттенками.

Ютта пояснила:

— Ну, после того, как ты вышла из под контроля этого самого...

— Губителя, — подсказала ей Элис. — Они называют его Губитель.

— Ага, Губителя, — согласно кивнула Ютта.

— Я не пряталась, мама. Это ОНИ прятались. Да и сам Губитель больше не преследует меня, хотя я не думаю, что могу причинить ему вред. Но и он теперь больше ничего сделать не может. Я не нуждаюсь в его даре. То сердце, что он дал мне, уже мертво, я заставила остановиться его и этот кусок мяса теперь гниёт внутри меня, причиняя сильную боль. Кстати, ты не могла бы вытащить его из моей груди?

— Конечно, моя дорогая, что же ты раньше не сказала. Опусти меня вниз, Трабл, я должна ей помочь.

Трабл, нёсший женщину легко и воодушевлённо, будто бы та была надувной Барби, неуверенно покачал головой, но всё же осторожно опустил Ютту на пол.

— Может мы найдём сначала безопасное место, и там уже займёмся всеми нашими болячками. А если эти твари вернутся именно сейчас, когда мы обездвижим тебя, Элис?

— Не ссы, русский, — быстро ответила та, подпустив в голос изрядную долю женского шарма.

— Саранча не нападёт, пока я с вами. Она, блядь, наружу-то выйти не может. Должна, а не может. Много ей всего сделать предстоит, но облом. Не может. Я не пускаю. Кстати, русский, отвернись и не подглядывай.

Трабл поспешно отвернулся. Элис издала какой-то странный, нежный и мелодичный звук; бронированный передок робота, казавшийся монолитным, внезапно разъехался в разные стороны, обнажая сложные механизмы, напичканные электроникой и жутко перевитые металлическими проводками. Ютта, стоящая перед роботом на коленях, инстинктивно отшатнулась; гримаса отвращения исказила её невозмутимое индейское лицо. Элис опять удивлённо замигала жёлтым фиолетом.

— Всё в порядке, моя девочка, не переживай, я сейчас всё сделаю.

Ютта запустила правую руку внутрь, и всё её тело подалось вперёд и вверх — женщина пыталась дотянуться до сердечного центра страдающей. Трабл, послушно стоящий к ним спиной, будто обречённый мальчик в доме Растина Парра, шумно втянул в себя воздух и с отвращением фыркнул.

— Сейчас всё кончится, моя дорогая, я уже нашла эту гадость, — произнесла Ютта, предупреждая неуместный вопрос Трабла.

— Чем это так отвратительно воняет ?

Голос Горя звучал вполне серьёзно.

— Мать твою, русский, ты это специально? Так сложно быть немного поделикатней? Она же ничего не знает про запахи.