у меня осталось для дочери? Боже упаси меня делать то же самое, что делает любой гребаный родитель, да?
— Безнадзорность, да, — наконец подтверждает она.
Всё это время она приходила с обычным визитом, она никогда ничего не говорила, хотя Майлз имеет право знать обвинения. Правда, он никогда не спрашивал.
— Ни один обычный родитель не уходит из дома на пять дней каждую неделю.
— Вам нужно определение пренебрежения? Неспособность должным образом заботиться, как глагол, и состояние безразличия, как существительное. О Брук заботятся. Я обеспечиваю её всем, что ей может понадобиться, — парирует Майлз, в его голосе слышится едва сдерживаемая злость. — Я не проявляю насилия по отношению к Брук. Я не оскорбляю её, никогда не поднимал на неё руку, даже, блять, никогда не повышал на неё голос. Я не бросаю и не оставляю её одну дома. Я не препятствую общению с членами семьи. Ей не угрожает экологическая опасность. Я в состоянии позаботиться о своем ребенке, так какого хрена вы все ещё лезете ко мне в задницу?
— Мистер Кинг…
— Нет. Вы должны дать мне ответы, — перебивает Майлз. — Я понимаю, что это ваша работа. Я понимаю, вы должны провести расследование после того, как Мэйв позвонила и наплела вам какую-то чушь. И да, Брук некоторое время жила с моей бывшей сводной сестрой, потому что я учился в колледже. Хотите знать, почему? Потому что она предложила это. И я использовал каждую свободную секунду, чтобы увидеть своего ребенка. Я пропускал тренировки, чтобы быть с ней. Я пропускал все занятия, я делал всё, чтобы позаботиться о своей дочери. Оставить её с Мейв было лучшим, что я мог для нее сделать в то время.
ГЛАВА 47
«Буду ли я свободным? Перешел ли я черту?» — All The Things She Said by Poppy
Майлз
Эта чертова женщина.
Когда наличие работы считалось пренебрежением? С каких это пор имеет значение, работаю я с девяти до пяти в офисе или путешествую? Я могу позаботиться о своей дочери. Я никогда не говорил, что оставлю её или не возьму с собой. Это просто хоккей, поэтому я могу взять с собой жену и детей. Это значит, что Брук не перестала бы видеть меня.
В других семьях происходит то же самое или хуже. Так почему тогда для меня это проблема, когда у моей семьи есть всё?
— Нет проблемы в том, чтобы оставить Бруклин с кем-то на некоторое время, — говорит Айрис, приподнимая брови, хотя её лицо остаётся непроницаемым. — Об этом и не нужно отчитываться.
— Тогда кто донёс на Майлза? — спрашивает Эмори, потому что я не смог произнести эти слова сам.
— Если это была не Мейв, то я имею право знать.
Айрис качает головой и отвечает:
— Я не могу сказать вам, кто донёс на вас в департамент, но обвинения были достаточно серьёзными, чтобы я продолжала расследование.
Что за херня. Если это не Мейв, то кто, чёрт возьми, стал бы сообщать обо мне в Службу защиты детей?
— Можешь хотя бы сказать мне, мужчина или женщина?
— Нет.
Конечно, нет.
— Тогда я хочу знать все обвинения.
Я предполагаю, какие Мейв дала обвинения: я отталкивал Брук и даже не хотел, чтобы она была в моей жизни. Я знал, что она будет лгать и не облегчит мне задачу. Но если это не Мэйв донесла на меня, и обвинения гораздо серьезнее, чем я думал, то я хочу знать, какие именно.
— Как я уже сказала, пренебрежение. Этот человек сказал, что вы отказываете своей дочери в медицинской помощи, не даёте ей доступа к еде. Ей было отказано в доступе в ваш дом, и вы ежедневно часами держали её на заднем дворе, потому что не хотели, чтобы она была поблизости. Они сказали, что вы избивали свою дочь, и что, извините за мои слова, вы скорее переспите с кем-то, чем возьмете на себя ответственность за своего ребенка.
Моргнув, я едва сдерживаюсь, чтобы не выскочить из квартиры и пойти… делать что? Побить несколько мусорных баков? Пройти терапию и напиться до беспамятства, чтобы ничего не чувствовать?
Убегая, я не избавлюсь от проблемы, а скорее только усугублю ситуацию. Я знаю это и всё равно больше ничего не хочу, кроме как забрать Брук и Эмори и убраться отсюда к чертовой матери.
— Майлз…
Я слышу, как Эмори тихо говорит, её руки тянутся к моим. Тепло её рук на моем подбородке на этот раз приносит лишь слабое утешение.
— Я не… Эм, я этого не делал.
— Я знаю, — она проводит большими пальцами у меня под глазами, и только тогда я понимаю, что по моему лицу текут слезы. — Я не знаю, кто мог сказать что-то подобное, Майлз.
Я просто хочу знать, кого я так сильно разозлил, что они решили разрушить мою жизнь. Черт, они могут сколько угодно разрушать мою жизнь, но втягивать в это мою дочь — это не круто. Это касается не только меня, но и Брук. Как кто-то мог быть настолько жесток, чтобы заставить четырехлетнего ребенка пройти через это? Она уже потеряла мать, нет никакой гребаной необходимости заставлять её потерять ещё и меня.
— Мистер Кинг, я вижу, что обвинения были скорее всего ложными, — говорит Айрис с некоторым сочувствием, и я поднимаю глаза, встретившись с ней взглядом, — но к этому нельзя относиться легкомысленно. Я просто выполняю свою работу. Ваша дочь очень хорошо отзывается о вас, если вам интересно. Она бы этого не сделала, если бы вы издевались над ней. Дети, которые часто становятся жертвами жестокого обращения часто ведут себя испуганно, а она нет. Конечно, она стесняется меня, но это нормально, она меня не знает. Бруклин не боится попасть в беду, когда говорит слишком много. У меня было много случаев, когда четырехлетних детей били, чтобы они молчали. Вы прекрасно справляетесь с её воспитанием, по крайней мере, насколько я могу судить.
Так какого же хрена она все еще здесь делает?
— Но?
— Как я уже сказала, к тому, что было сказано о вас, нельзя относиться легкомысленно. Я бы предпочла сто раз проверить и быть на тысячу процентов уверенной, что Бруклин с вами в безопасности, чем увозить её, из-за того, что я не была уверена, что с ней здесь всё в порядке. Или позволить ей остаться, когда эти обвинения окажутся правдой. Благополучие Бруклин для меня в приоритете. Пока что я не верю, что вы могли бы причинить ей
