class="p1">Поздним вечером Василий прохаживался у родника, нервно поглядывая в поля. Было зябко. Над травами стелился лёгкий туман, как дым, и в этом тумане вполне мог прятаться ырка.
Днём Василий сжёг перья и теперь напряжённо ждал.
— Звал меня? — раздался голос за спиной.
— А-а, блин! — испуганно воскликнул Василий и обернулся. — Звал, да.
Ещё не совсем стемнело, так что он ясно видел лицо колдуна. Странное лицо, вроде и гладкое, почти без морщин, и седины в волосах всего пара ниточек, но всё равно кажется, что Казимиру под сотню лет. Может быть, из-за глаз. Они запали до того, что чётко обрисовались края глазниц, и взгляд был тяжёлый, мутный, неживой. Неприятный взгляд.
А ведь был бы даже ничего с виду, если бы не глаза. Лицо холёное, тонкий нос с горбинкой, усы с бородой волосок к волоску, одежда золотой нитью вышита, на пальцах перстни. Ему бы тёмные очки и золотую цепь, и прямо звезда получится. Хоть сейчас в клипе снимай.
— Сделал я, как ты говорил, — сказал Василий, разглаживая низ рубахи, заскорузлой от крови, и огляделся с тревожным видом. — Всё, что можно, поджёг. Они сами на Горыню подумали, даже почти и помогать не пришлось. Он в лес ушёл, но без коня, и, в общем, не знаю, жив ли останется. Крови столько было! Наверное, долго не протянет.
Казимир молча смотрел. Ничего не говорил, не кивал, и Василию стало не по себе.
— Нож я достал, — сказал он, нервно сглотнув. — Но видишь, что Добряк этот проклятый сделал? Посмотри!
И Василий указал на рваную рубаху, пропитанную кровью, выставил перед собой перевязанную руку.
— Вот, видишь? Узнал, что нож у меня, и силой забрал!
Уголок рта Казимира дёрнулся вверх.
— Вот, значит, как. А мне Добряк о таком не докладывал.
— Так а мне что делать теперь? — жалобно спросил Василий. — Мы же договорились, что я нож тебе дам, а ты меня вернёшь домой. Я старался, а теперь что получается? Я здесь оставаться не хочу! Что мне сделать, какую ещё работу? Всё, что угодно, только вытащи меня из этой дыры! Я на всё согласен.
Больше всего Василий боялся, что теперь он Казимиру не нужен. Чего доброго, окажется, что колдун и правда может вернуть его домой. И вернёт, вот прямо сейчас.
Или, некстати и только теперь пришла в голову мысль, уберёт другим способом. Зачем ему человек, который знает лишнее?..
По счастью, Казимир от предложения не отказался.
— Я велел тебе остановить работу… — начал он.
— А я уже! — перебив его, торопливо проговорил Василий. — Сказал им, что в таком виде я не работник и что вообще никому теперь не доверяю, раз уж Добряк со мной так… Да они и сами все перессорились, а пока выясняли отношения, всё испортили назло друг другу. Ты, может, видел, крыши все чёрные, и на дорогу хлама набросали, не пройти. Ну куда тут людей звать, и правда? Да ещё…
Он понизил голос и смущённо сознался:
— Я ж не особо и понимаю, как тут людей зазывать. Там, откуда я родом, всё по-другому устроено, а здесь что? Думал стоять у дороги, ждать, пока кто-то мимо пройдёт, и кричать, мол, заходите к нам. Так люди, наверное, и не пришли бы. Чем их тут завлекать, я вообще не знаю. У меня бы и так ничего не вышло.
— Ничего, это к добру, — утешил его Казимир. — Вот что: в ночь Купалы я подменыша прогоню и царевича верну. Надобно мне, чтобы ты Ярогневу чем-то отвлёк, не то помешает она.
— Понял, — кивнул Василий. — Доброму делу как не помочь? А я даже знаю, чем отвлеку. Она меня вроде как лечит, так я притворюсь, что мне хуже стало, и пошлю за ней кого-нибудь. Она пока от своего дома сюда доковыляет, пока обратно… Ну и задержать постараюсь, потяну время.
Казимир согласился, дал ему на всякий случай три новых пера взамен израсходованных и улетел, сделав круг над Перловкой. Василий дождался, пока колдун совсем растворится в тёмном небе, и вошёл в ворота.
Из дома Добряка тут же повалил народ, обступили, загомонили:
— Ну, как оно, сказывай?
— Поверил те колдун-то?
— Чё выведал?
Василий, поморщившись — его хлопнули по больному плечу, — рассказал, что колдун хочет застать Мудрика одного, а значит, нужно глаз с него не спускать. Может, и вообще где-то спрятать.
— А в остальном, — подвёл он итог, — Казимир вроде поверил, что никакого заповедника не выйдет. Лишь бы позже не прилетел посмотреть. Надеюсь, у него есть дела поважнее, чем туда-сюда летать.
— Ну, добро, — обрадовались деревенские. — Кликните Мрака, пущай сажу-то с крыш смывает, да спервоначалу с дороги приберём.
На дорогу они вынесли всё, что нашлось в домах: миски, лохани, мётлы, наколотые дрова. Посчитали, что Казимир в сумерках не разберёт, что там за хлам набросан. Теперь взялись собирать и ругаться: каждому казалось, что у него под шумок что-то спёрли.
— Этак-то и выйдет, как Казимиру надобно, — в сердцах сказал Добряк. — Перегрызёмся и никакого общего дела не справим. Ты ить чё верещишь, Неждана, какие твои полешки, ежели ты печь-то не топишь?
И тут же заругался тонким голосом:
— Любим, паскуда, корыто моё куды волокёшь? Нешто думал, я его не признаю!
Всё же как-то разобрались, хотя и не без споров, а на другой же день принялись за работу. Взяли Гришку, привезли брёвен и начали строить конюшню у озера, мостить двор, чтобы гостям было где поставить коней и телеги. Гришка всё же не особенно слушал Горыню, и ходить с ним до леса и обратно пришлось Василию. Это грело душу.
Горыню отправили по другому делу: раз он мог выезжать за границы Перловки, то и поехал в Нижние Пеструшки за семьёй Добряка. Решили, что им тут, может, и безопаснее, да и лишние руки не помешают.
Оказалось, ещё в тот день, как нашли Василия, староста распорядился огородить кладбище. Давно пора, сказал он, да и если купальскую ночь на этом лугу справлять, ырка бед наделает. Только брёвен для частокола пока не подвезли, да и леший начал ворчать, что они у него всё вырубить, что ли, хотят, и Деян уже прямо заявил, что не разорвётся, колья им ещё обтёсывать, потому как если работа с деревом, то сразу его зовут. Даже если работа до того простая, что и любой справится.
Скоро они его звать начнут, чтобы дров наколоть, в сердцах сказал Деян. А что, тоже с деревом работа, как же тут без древодела.
Долго возмущался. Он вообще
