разные танцевальные мелодии. В том числе немецкие и польские.
— Польские? — нахмурившись, переспросила Урсула.
— С польским танго «Малёнька Манон» у меня связаны очень дорогие воспоминания. Я его танцевал с девушкой, которая потом стала моей невестой.
Но Урсула уже перестала его слушать. Почувствовав это, Воронов тотчас и сам потерял интерес к разговору. «Разоткровенничался, — подумал он с неприязнью к Урсуле. — Плевать ей на все мои воспоминания».
Не глядя на него, Урсула взяла стакан с виски. Рука ее наполовину обнажилась. На ней четко обозначился большой красный шрам, словно от сильного ожога.
Не сделав ни глотка, Урсула поставила стакан на стол. Заметив, что Воронов пристально смотрит на ее обнаженную руку, поспешно опустила ее на колени.
«Черт ее знает, кто она такая, — подумал Воронов. Неприязнь его к этой особе росла. — Может быть, из гитлерюгенд. Чего доброго, совсем недавно швыряла гранаты в наших солдат».
Воронов хотел уйти, но у него не было машины. Волей-неволей приходилось ждать Брайта.
Уже не обращая внимания на Урсулу, он привстал в надежде увидеть Брайта или Стюарта.
Но танцы продолжались, прожектор по-прежнему скользил по головам танцующих, а все остальное тонуло в полумраке.
— Gestatten Sie mir, bitte, Ihre Dame einzuladen[11].
Эти слова раздались за спиной Воронова.
Повернувшись, он увидел немолодого немца в потертом, лоснящемся на рукавах пиджаке с плохо отглаженными лацканами.
— Пока не вернулись эти чарли… — вполголоса сказал немец, очевидно принимая Воронова за своего соотечественника.
— Спросите даму, — пожав плечами, ответил Воронов.
— Я не хочу танцевать, — резко сказала Урсула.
— Но, детка… — начал было немец.
— Не хочу! — повторила она.
— Грубо, детка! — мягко произнес немец. — Хорошо, — добавил он другим тоном. — Мы запомним, кто, где, когда и с кем танцевал, и вспомним об этом, когда чарли уйдут. Ведь они не будут здесь вечно. Не правда ли, майн хэрр?
Он явно обращался к Воронову за сочувствием.
Воронов ничего не ответил. К столику, за которым он томился, пробирались Брайт, Стюарт, а за ними еще человек пять в военных френчах или армейских рубашках.
— Знакомься, Майкл, — сказал Брайт, когда все они подошли к столику. — Это наши друзья. Газетные акулы и шакалы. Рассаживайтесь, ребята!
Но за столом было только два свободных стула.
— Мне пора! — сказала Урсула, приподнимаясь со своего места.
— Останьтесь, Урсула, — вежливо и вместе с тем властно произнес Стюарт.
Она покорно опустилась на стул.
Итак, мест не хватало. Вытащив из своей сумки несколько пачек сигарет, Брайт уверенно направился к соседнему столику, за которым сидели трое немцев в Штатском. Один из них только что приглашал Урсулу танцевать.
Подойдя к столу, Брайт бросил на него сигареты и громко сказал:
— For Sie. And now get out. Got it? Heraus! Take a walk! Spazieren! O’key?[12]
Немец в потертом лоснящемся пиджаке быстро ответил:
— Jawohl, mein Herr![13]
Все трое встали и пошли к выходу, рассовывая по карманам пачки сигарет.
Воронов невольно взглянул на Урсулу. В глазах ее он прочел не осуждение, а скорее злорадство.
В конце концов все расселись. Некоторые по двое на одном стуле. Брайт вытащил из своей поистине бездонной сумки две бутылки виски.
— Мистер Воронов, — сказал Стюарт, — все это ваши коллеги — американские и английские журналисты. Вы видели их сегодня утром около Цецилиенхофа.
Воронов не помнил ни одного из них, но наклонил голову в знак согласия.
— У нас назревает бунт, мистер Воронов, — продолжал Стюарт. — Мы были бы рады поговорить с вами, прежде чем что-нибудь предпринять…
В отличие от Брайта, Стюарт говорил неторопливо.
— Конечно, — продолжал он, — удобнее было бы поговорить в пресс-клубе, но советские журналисты туда не ходят. Вы игнорируете нас по собственной инициативе или выполняете приказ? — Стюарт спросил это с деланным простодушием.
Несколько минут назад все мысли Воронова были заняты странной Урсулой. Когда Стюарт заговорил, Воронов подумал, что сейчас можно будет наконец приступить к тому, ради чего он сюда и приехал, — к дружеской беседе о предстоящей Конференции.
Но, судя по вопросу Стюарта, дело поворачивалось совсем другой стороной. «Впрочем, — подумал Воронов, — может быть, остальные вовсе не разделяют явно агрессивных намерений этого англичанина…»
— Во-первых, — стараясь говорить в тон Стюарту, ответил Воронов, — я не знаю, где находится ваш пресс-клуб. Во-вторых, меня туда никто не приглашал.
— А вы бы пришли? — спросил один из американцев, высокий худой человек средних лет с волосами, подстриженными ежиком.
— Почему бы и нет?
Воронов ответил совершенно искренне. Он и в самом деле с удовольствием побывал бы в пресс-клубе, о существовании которого уже слышал от Брайта.
— Но раз уж мы встретились здесь… — начал Стюарт.
— Какой черт «встретились», — с насмешливой укоризной прервал его Брайт. — Вы же впились в меня, как пиявки, чтобы я притащил его сюда.
— Мы действительно попросили об этом Чарли, когда узнали, что у вас с ним установился профессиональный контакт, — сказал американец с волосами ежиком.
Со всех сторон раздались одобрительные возгласы. Многих, видимо, шокировал тон, каким Стюарт задал свой вопрос.
— Вы были в Торгау, сэр?
Воронов внимательно посмотрел на спрашивающего. Это был невысокий широкоплечий человек в английской военной форме.
— Был.
— Не исключено, что мы встречались! — с явным удовольствием сказал англичанин.
— У вас богатая фантазия, сэр, — вмешался в разговор Стюарт. — Насколько мне известно, в Торгау англичан не было. Русские встретились там с американцами. Может быть, вы, Джеймс, служили тогда у американцев?
— Я служил и служу в английской армии, сэр, — повышая голос, ответил тот, кого Стюарт назвал Джеймсом, — Когда вы протирали брюки на Флит-стрит в Лондоне, я высадился с союзными войсками в Европе. А в Торгау был как английский журналист с армией Брэдли.
— Не терпелось встретиться с русскими? — усмехнулся Стюарт.
— No comment![14] — сухо ответил англичанин.
Раздался одобрительный смех.
— Давайте говорить прямо, — сказал Стюарт, явно стараясь ввести разговор в прежнее русло, неприятное для Воронова. — Здесь происходит нечестная игра. Все, что касается Конференции, наглухо засекречено вашими властями.
— Почему нашими? — Воронов решил выиграть время.
— Вам нужны факты? — воскликнул Стюарт. — Пожалуйста. Мы были заранее извещены о том, когда прибудут президент Трумэн и наш премьер. Вы, очевидно, тоже.
Воронов кивнул.
— Ну вот! — торжествующе произнес Стюарт. — А мы до сих пор не знаем, прибыл ли маршал Сталин.
— Прибыл. Сегодня днем.
Сказав это, Воронов тут же внутренне одернул себя: может быть, приезд Сталина все еще держится в секрете. С другой стороны, он не хотел, чтобы западная пресса спекулировала на том, что ее представителям ничего не известно о прибытии Сталина. Воронов уж видел перед собой газетный заголовок:
